— Верно, — поддакивал Торлы, тоже блаженствуя за чаепитием, — верно говоришь, Аманмурад. Конь пройдёт — пыль останется, джигит пройдёт — песня останется.
— Время для песен ещё не приспело, хан мой. Кто является ныне устроителем жизни? Кто её муфтий и её Кеймир-Кер? Аллак, Меле и другая голытьба — люди, приходившие в дома без почёта, сидевшие на тоях без халата.
— Разве ты не слышал пословицу: «Лев умер — шакал завыл»?
— Да, Львы умерли, и начали выть шакалы. Они не только воют, но и в львином логове желают детёнышей своих на свет производить. И возле них всякая пакость трётся, вроде этой вонючки Энекути — всю жизнь у чужих дверей повизгивала, а нынче, видишь ли, землю ей дали, воду дали! Ходжам её голозадый сидит на этой земле, корчит из себя праведника, нос воротит от своих сословников. Вот уж истинно сказано: «Найди себе друга, а враг и в собственном доме сыщется». Придёт время — отступникам первым задерём бородёнку кверху!
— Горло резать будешь?
— Буду резать. Всю землю испоганили они. Сколько лет царь властвовал — волки и овцы при нём из одной колоды воду пили, в мёд людей окунул он…
— Не все люди в меду плавали. Да и мы с тобой, говоря по правде, не пили из одной колоды.
— Не спорю, Торлы, не говорю, что в царские времена не было таких неимущих парней, как ты. И всё же большинство народа в сытости жило. А большевики и сами — босяки и власть у них — босяцкая. Сможет народ существовать, если они велят поля клещевиной засевать? Из неё ни хлеб не испечёшь, ни рубахи не выткешь. Сеяли мы пшеницу, сеяли хлопок, теперь на одной клещевине сидим. Караван полосатой бязи не придёт из Хивы — людям срам нечем прикрыть будет, не доставят контрабандисты чай из Мешхеда — из арыков хлебай сырую воду с лягушачьей икрой на закуску. Поезжай в Мешхед — лавки ломятся от чая, сластей, тканей, а по эту сторону — голым голо.
— Верно, пусты наши лавки. Но не спеши угадать, что хочет сказать заика, подожди, пока он кончит заикаться.
— Советская власть не очень-то заикается! Уничтожим баев, говорит, возвысим бедняков, говорит. Не получится! Сам аллах дал человеку его достояние от сотворения мира, и большевики ничего тут не поделают.
— Умные твои слова, Аманмурад. Аллах велик, всемогущ и щедр. Но если большевики сумели скинуть царя и взять в свои руки управление таким огромным краем, неужто они не властны и над достоянием человека?
— Не властны!
— А они не хотят этого понимать. Взяли землю у баев, взяли царское поместье, в Байрам-Али, отдали всё это беднякам. Разве отданное — не достояние? Нет, Аманмурад, власть — от бога, как говорит мулла, против власти идти — в один день шею сломать можно.
— Лучше один день побыть инером, чем целый год — ишаком.
— Справедливо. Да только и вьюк у инера побольше ишачьего, ссадин побольше.
— Что ж, по-твоему, надо сидеть и облизываться, пока твой плов жрут?
— По-моему, нет смысла ломать зубы на скорлупе, добираясь до ядрышка: может, орех червивый или вообще пустой.
— Не думал я, что ты так заговоришь, Торлы-хан! Другого ожидал от тебя. Или переметнуться задумал? С повинной идти? Иди, иди, по тебе давно тюрьма скучает, да только не надейся, что село опять пойдёт с по-ручательством тебя вызволять.
— Да нет, не надеюсь. Один раз побывал в тюрьме— хватит, для праведных у аллаха мест много.
— Где они, места эти? Муллы и ишаны кричат, что непристойно жить там, где власти порочат ислам и аллаха.
— Что я отвечу тебе на это, Аманмурад? Конь спотыкается на скаку, бык — в ярме. Может, у властей и есть какие-нибудь нелады с исламом, но я этого, честно говорю, не видел: никто из приходящих в мой дом не порочил аллаха.
— Тебе должно быть известно, чем занимаются Черкез-ишан и его люди.
— А чем они занимаются? Грамоте людей учат. Что в этом зазорного?
— Они закрывают духовные школы и на их месте открывают советские школы — вот они чем занимаются! Они хотят испортить наших детей, оставить их без религии. Это хорошо, по-твоему?
— Эх, Аманмурад, как говорится, кто убил собаку, тому её и волочить. От старых людей слыхал, что было время, когда туркмены каменным богам Лату и Минату поклонялись. Нынешнюю религию нам арабы принесли, предки Черкез-ишана. Так что кнут для сшибания феников — в их руках, наше дело — упавшие плоды подбирать.
— Даже если феники подпорчены?