— Может, догнать тех? — предложил один из милиционеров. — Мы их враз переловим, как куропаток.
Черкез-ишан снова плюнул:
— Тьфу! Пусть убираются к чёрту!
Обвёл взглядом своих притихших курсантов и специально для них добавил:
— Все эти неразумные — достояние геенны и мук адовых. Ибо сказано в писании: «Кто узрел — то для самого себя, а кто слеп — во вред самому же себе» Здесь остались люди разумные, и мы не станем задерживать их из-за нескольких глупцов, которые сами отказались от своего счастья.
Больше никаких происшествий не случилось, и арбы благополучно доставили к зданию курсов «живой груз» в числе двадцати двух учеников медресе и одного пегобородого ходжама.
Убей и ящерицу, если у неё голова змеи
Когда приезжие немного размялись и огляделись, Черкез-ишан повёл их к общежитию.
— Вот, товарищи, — говорил он, незаметно перейдя на ставшее привычным обращение и удивляя им своих подопечных, которым в диковину было, что их так называют, — вот, товарищи, здесь вы будете отдыхать и спать. Отдыхать, конечно, можно и в саду — сад хороший, огороженный, чужие собаки не забегают. Здесь ваша спальня. Специально для каждого из вас приготовлено чистое одеяло, матрац, кровать. Все вы теперь будете называться курсантами…
— Кто такой «кырабат»? — перебил его один из осмелевших курсантов.
— Кровать? — Черкез-ишан обратился ко всем. — Кто из вас может объяснить товарищу, что такое кровать? — Не дождавшись ответа, которого и не мог дождаться, так как никто из присутствующих не видел кровати и не слышал о ней, ткнул пальцем. — Смотрите! Вот лежанка на четырёх ножках — это и есть кровать. Их делают из железа, с очень красивыми узорами. У нас пока железных нет, поспите временно на деревянных. Надеюсь, что народ вы дисциплинированный, солидный, устраивать в спальне свалки и ломать кровати не станете.
Часть курсантов сгрудилась вокруг Черкез-ишана, слушая его объяснения и вяло поддерживая шутки. Часть осталась у двери.
— Пристойно ли спать на этих… с ногами? — негромко усомнился один.
— Какой пристойности можно ждать от города! упрекнул его другой. — Вспомни слова святого отца.
«Вертеп разврата и беззакония, гнездилище ереси, обмана и язв духовных…»
— В одной комнате столько людей, — сказал третий. — Как своё место отыщешь?
— Зачем искать? Все одеяла одинаковые, и четырёхногие «кырабат» одинаковые. Где лёг, там и спи.
— Неладно так-то. Хорошо, если вещички каждого будут на своём месте лежать.
— Много ли у тебя вещичек, кроме узелка? А его с собой на поясе носить можно.
— Поживём — обзаведёмся вещичками.
— Долго ли ты жить здесь собрался?
— Сколько надо, столько и поживём. Из дому вещички привезём сюда.
— Никакими вещами обзаводиться не будем! С божьего соизволения, этой же ночью сами окажемся возле своих вещей.
Это сказал пегобородый ходжам. Вокруг него моментально сомкнулось кольцо.
— Убегать будем, ходжам-ага?
— Когда побежим — до обеда или после?
— Далеко до аула, давайте на арбах уедем!
— Тихо! — оборвал реплики ходжам. — Если так орать будете, нас сразу под замок посадят.
Общим вниманием снова завладел Черкез-ишан.
— Я хотел показать вам место, где вы будете учиться. Но времени уже много, и вы, вероятно, проголодались — я смотрю, кое-кто узелки свои потрошит. Поэтому давайте пойдём в столовую обедать.
Слово «столовая» курсантов оставило равнодушными — они не знали, что оно обозначает. Зато обед поняли все и откликнулись гулом общего одобрения.
Непонятная столовая оказалась просторной комнатой. Посередине длинным рядом стояли столы, чисто вымытые, но старые, расшатанные, испещрённые щербинами и царапинами. Вдоль столов тянулись узкие скамьи из свежевыструганных, пахнущих смолой досок.
— Здесь вы будете завтракать, обедать и ужинать, — пояснил Черкез-ишан, стараясь разрядить атмосферу недоумения и подавленности. — Всю свою жизнь вы обедали на земле, расстелив перед собой сачак. Теперь ваш сачак — вот этот стол. И сидеть надо не на земле, а на этих длинных скамейках. Это будет ваш первый шаг к новой жизни, новой культуре.
Кто-то из курсантов пошатал стол и заметил:
— Качается. Прольётся шурпа, если миску до краёв налить.
— Жизнь новая, а культура — старая, скрипит, — негромко поддержал пегобородый ходжам.
— А вы какую культуру хотели бы здесь увидеть почтенный? — язвительно спросил Черкез-ишан. — В чалме, полосатом халате и с посохом в руках? Такой «культуры» здесь нет и не будет. Конечно, товарищи, — обратился он к курсантам, — очень хотелось, чтобы у вас всё было новым, чтобы столы были свежими скатертями застланы и вместо скамеек стулья с гнутыми спинками стояли. Но вы сами знаете, что война дважды прокатывалась по нашему городу, всё разрушено и изломано. Надо мириться с положением.