— Странно, что Черкез-ишан смог избить такого богатыря, как вы. Он бил, а вы покорно стояли?
— Зачем же! — мягко улыбнулся ходжам. — Я тоже кулаками махал, да только он проворнее оказался. И кулаки — покрепче моих.
— Значит, вы дрались?
— Можно сказать, что так.
— Тс-тс-тс… — поцокал языком Клычли, — плохо дело. Особенно, когда победитель бросает избитого беспомощным на дороге.
— Я этого не говорил, — поправил ходжам. — Он не бросил. Он меня поднял, почиститься помог.
Клычли с интересом посмотрел на жалобщика. Его спокойствие и форма жалобы внушали к нему невольную симпатию. Похоже было, не управу искать пришёл человек, а просто так, отвести душу беседой, посоветоваться. А может, так оно и было? Может, невзгоды, свалившиеся на ходжама, вывели его из сонного полусуществования ишановского дармоеда, заставили почувствовать своё человеческое достоинство?
— Значит, он бил вас, а вы били его?
— Можно сказать, что так.
— Один на один сражались?
— Один на один.
— Ну, и не стыдно ли вам, такому мужественному и могучему человеку, идти после этого с жалобой в ревком?
Ходжам снова улыбнулся. Нет, поистине это был необычный и приятный жалобщик!
— Когда воробей попадёт в лапы кошке, он чирикает так, как хочет кошка.
— Трудно представить вас воробьём, — ответно улыбнулся Клычли. — А кто кошка?
— Там ждёт, — ходжам кивнул на дверь, — когти выпустила. Рассказал ей сдуру, а она и привязалась, как с ножом к горлу: иди да иди жаловаться. Я и пошёл.
— Как вы попали к ней в зависимость, если не секрет? — спросил Клычли.
Ходжам погрустнел, бледные полные губы его дрогнули.
— Слабеет дух, когда рушатся своды и колеблется опора. Оставшись без пристанища, добрёл до мазара Хатам-шиха. Так и попал. «И вот дошёл он до заката солнца и увидел, что оно закатывается в источник зловонный», — сказано в писании.
— Крепко сказано, — одобрил Клычли. — И главное, удивительно точно.
Ходжам согласно кивнул:
— Что постигло тебя из хорошего, то — от аллаха, а что из дурного — то от самого себя.
— Вы на редкость самокритичны! — Пегобородый ходжам всё больше и больше нравился Клычли. — Вы добровольно ушли от ишана Сеидахмеда?
— Когда овцу ведут на заклание к яме, бывает, что и она идёт добровольно. Благословил меня ишан-ага своей немилостью, полагая, что не твёрд я в символе веры и не могу быть опорой благочестию. Отказал в своём покровительстве.
— Это связано с вашей… с вашим пребыванием на учительских курсах? — догадался Клычли.
— Да, — подтвердил ходжам, — с этим связано.
— Неладно получается, — почесал затылок Клычли. — Выходит, крова вы лишились по нашей вине?
— Да, это так…
— Н-да-а…
— Нет, нет, я вас не обвиняю! Я никого не обвиняю. Бывает, что вы зло принимаете за добро и добро-за зло, сказал пророк наш Мухаммед. За эти дни я размышлял много о таком, о чём прежде никогда не думал, и возможно, то, что случилось, случилось к лучшему.
— Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
Ходжам подумал, улыбнулся и ответил цитатой из корана:
— «Если ты не удержишься, Нух, будешь ты побит камнями».
— Эго надо понимать так, что вы собственными силами хотите справиться со своими неудачами?
— Да. Спасибо вам за добрые слова и за желание помочь, но я хочу испытать собственные силы. Ибо то, что пользовалось подпорками с юности, может оказаться младенчески слабым в зрелом возрасте.
— Убеждён, что вам это не угрожает, — сказал Клычли. — Но в любом случае, если понадобится помощь, приходите в любую минуту. Всегда рад видеть вас. От беседы с умным человеком сам становишься умнее.
— Да будет над вами благословение аллаха.
Ходжам встал, с трудом разгибая затёкшие от непривычного, неудобного сидения ноги. Оглянулся на дверь и, понизив голос, попросил:
— Если эта… «кошка»… если она допытываться будет, скажите, что сильно гневался я на Черкез-ишана и что вы обещали наказать его. Жалобу мою оставьте без внимания: не надо обвинять скакуна за то, что, торопясь к цели, он нечаянно запнулся копытом о сусличью нору. Но женщине этой… скажите ей, что магсым будет примерно наказан.
— Да плюньте вы на эту дрянную бабу! — не сдержал своего искреннего возмущения Клычли. — На кой чёрт она вам сдалась!
С бледной улыбкой ходжам махнул рукой:
— Не все сразу. Ребёнок плачет, а тутовник зреет в своё время.
Клычли проводил его до порога и крепко, от души пожал руку, ещё раз наказав обязательно приходить, если возникнет какая необходимость. Расстались они совершенно довольные друг другом.