— Зубчиками вверх положим в середину чеснок, а вот эту айву, размером с кулак, разрежем на четыре части и разместим вокруг чеснока, — приговаривал он под нос, словно заклинания читал. — Яблоко краснобокое тоже на четыре части разделим и тоже рядом с айвой его уложим. Теперь нужен запах душистого перца — пораньше бы его положить следовало, забываешь… Так! Плов очень любит этот запах душистого перца. Ух, как пахнет! Уши тебе резать будут — и то не почувствуешь за таким пловом! Теперь чуточку горечи прибавим — горечь тоже приятна, когда в меру, — он посыпал сверху молотого чёрного перца.
Сцедив с риса воду, выложив его в казан, разровнял его шумовкой и, поставив её под струю, наполнил котёл горячей самоварной водой — ровно на три пальца над уровнем риса.
— Кажется, самаркандский рис именно такую меру любит, — сказал Черкез-ишан, попробовал из котла на вкус и плотно закрыл крышку.
Угли своё дело сделали, их следовало убрать совсем. Котёл должен получать равное тепло со всех сторон, чтобы рис сварился равномерно и не образовал корку на дне. Такое тепло дадут тонкие дрова из досок, и Черкез-ишан принялся их жечь, подбрасывая непрерывно. Пламя охватило казан со всех сторон — и он утробно забурлил, загудел, даже затрясся на тагане от напряжения. Но постепенно бурление стало стихать, и чем тише оно становилось, тем меньше Черкез-ишан подбрасывал дров. Приблизив насколько можно ухо к котлу, послушал и, решив, что пора, заглянул в котёл.
Рис лежал ровным слоем, каждое зёрнышко — набухшее, розоватое — отделялось от соседнего. Большой туркменской ложкой Черкез-ишан охлопал поверхность плова и по звуку определил, что воды в котле не осталось ни капли. Тогда он отложил ложку в сторону, взял шумовку и, отделяя ею плов от стенок, принялся переворачивать его.
За этим занятием и застал его Клычли.
— Все свои таланты напоказ, ишан-ага? Пловом хвалишься? Салам алейкум.
— Валейкум эс-салам, — ответил Черкез-ишан, продолжая орудовать шумовкой. — Сколько бы я этот плов ни хвалил, ни одна похвала до вершины его не достигнет. Это такая вкусная вещь получилась, что даже змею облизываться заставит. Подержи-ка шумовку! — Он снова взял деревянную ложку, пригладил ею плов, длинной ручкой в нескольких местах проколол его до самого дна, закрыл котёл крышкой, сверху — чтобы с паром не улетучивался аромат — положил свёрнутую вчетверо скатёрку. — Вот и всё! Теперь он дойдёт на пару и получится настоящий рассыпчатый зеравшанский плов. А мы с тобой пока чая попьём.
— Достаточно ли, что ты его один раз перевернул? — спросил Клычли.
— Плов, который переворачивали два раза, я и пловом не назову! — самолюбиво ответил Черкез-ишан, вытирая полотенцем руки. — Три раза перевёрнутое варево ты в любой городской чайхане получишь. А вот такой плов приготовить — это надо уметь.
— Меня не поучишь своему искусству?
— Могу. Но только ученик должен обладать некими достоинствами, без которых он никогда не станет мастером.
Они уселись на топчане, наполнили пиалы чаем. Черкез-ишан полюбопытствовал:
— Один пришёл?
— А с кем ты меня ожидал?
— С Сергеем мог прийти.
— Сергей в Сакар-Чага поехал. Там в райкоме какая-то заварушка. Похоже, чуждые элементы воду мутят. Вот он и поехал разбираться на месте.
— Ты разве не с ним ездил?
— Я в Векиль-Базаре был.
— А что там?
— Слух прошёл, что тамошние баи собираются гнать отары за границу. Милиция там, сам знаешь, ненадёжная, волисполкомовцы тамошнему ишану в рот смотрят, а два десятка тысяч овец потерять — для нашего хозяйства не шутка.
— Да, это конечно… Арестовал паразитов?
— Да ведь я не ты — с маху не привык такие дела решать.
— Ясно. Разговорчики и увещевания. Знакомое дело.
— Всё свою анархистскую линию гнёшь?
— Не кори. Приручили вы с Сергеем меня, а приручённую обезьяну, как говорится, бить не надо. Но только и вы, братцы, увлеклись миротворчеством и забыли поговорку о том, что кошка в рукавицах мышь не поймает.
— Брось, Черкез, воду в ступе толочь, — засмеялся Клычли. — Думаешь одно, а говоришь другое.
— А ты мысли читать научился?
— С вашим братом научишься всему, даже зайца седлать, не то что мысли читать.
— Ну-ка, скажи, о чём я думаю!
— О том, чтобы увильнуть от ответа на вопрос, какими достоинствами должен обладать учащийся мастерству приготовления зеравшанского плова.
— Не угадал! — торжествующе воскликнул Черкез-ишан. — А насчёт достоинств, это я тебе скажу, для яруга секретов у меня нет. Они таковы: разборчивость и непривередливость.