– Нет, сидеть, Чемп! Я тоже тебя люблю, но для всего свое место и время.
Он опустил Чемпа на все четыре лапы и крепко взялся за бывший шейный платок.
– Идите, – велел он нам.
Мы поспешили к лестнице на чердак. По пути я обернулся и увидел, как граф Роберт одним из своих блестящих ботинок подталкивает Чемпа в лифт для Семьи.
– Залезай, глупый! – говорил он. – Это совершенно безопасно. Или ты хочешь встретиться с Амосом в ярости?
Когда мы неслись обратно к одежному складу, Кристофер был крайне взволнован.
– Я правильно догадался, Грант! Слышал графа, а? Кроме этих жутких башен есть много других мест. Милли должна быть в одном из них. Пойдешь со мной искать ее завтра, когда у нас будет свободное утро?
Ну, конечно, я согласился. Я едва мог дождаться возможности заняться исследованиями. В следующий раз, подумал я, возьму с собой фотоаппарат и соберу несколько настоящих доказательств других миров, или измерений, или что они такое.
Но до того нам, конечно, следовало переодеться в новую одежду, спрятать испорченную в пустой комнате и поспешить на ужин. Затем нам пришлось стоять возле стены в столовой с этими глупыми тряпками, перекинутыми через руку, пока мистер Амос, Эндрю и еще два лакея прислуживали Семье за Трапезой. Ни один из нас не смел сделать что-нибудь не так. Мистер Амос всё еще был в ярости. Что бы ни сказал ему граф Роберт, бешенство по этому поводу кипело в мистере Амосе так, что он напоминал громадный грушеобразный воздушный шар, наполненный бурлящим газом. Эндрю и двое остальных ходили вокруг него на цыпочках. Мы с Кристофером изо всех сил старались прикинуться частью стены.
Графиня тоже была в ярости, но она далеко не так хорошо сдерживала ее, как мистер Амос. Полагаю, у нее не было нужды утруждаться. Ничто не нравилось ей в тот вечер. На ее бокале отпечаток большого пальца, сказала она, пятнышко грязи на ее вилке, сказала она, отпечаток утюга на ее салфетке. Потом она нашла мазок розовой мастики на солонке. Каждый раз одного из нас отправляли быстро добыть новый предмет вместо того, с которым что-то было не так, и тогда, пока она ждала, она поворачивалась к графу Роберту, широко распахивала глаза и обращала на него свое:
– Почему?
Когда я вернулся с сияющей новой солонкой, она говорила:
– В самом деле, дорогой, ты уже должен вырасти из этой привычки угождать лишь себе.
Граф Роберт противостоял ей куда лучше, чем мог бы я. Он улыбнулся:
– Но ты сама попросила меня уладить это, матушка.
– Но не сейчас, Роберт. Не когда к нам собирается общество отпраздновать твою помолвку! Амос, эта тарелка грязная. Видишь, пятнышко здесь на краю?
Мистер Амос склонился над ее плечом и изучил тарелку.
– Думаю, это часть рисунка, миледи, – он бросил на графа Роберта недоброжелательный взгляд. – Я велю немедленно заменить ее, – и он щелкнул пальцами Кристоферу.
К тому времени, когда Кристофер присвистел обратно с новой тарелкой, на графа Роберта обрушилась настоящая взбучка.
– И ты даже не подумал, где эта твоя наемница будет есть, – говорила графиня. – Как подумаю обо всех трудах, которые я вложила, чтобы научить тебя, что джентльмен должен думать о других, я прихожу в отчаяние, Роберт! Ты ведешь себя как жадный ребенок. Жадный и эгоистичный. Я, я, я! Ты такой слабохарактерный. Почему ты хотя бы раз не можешь поучиться быть сильным? Почему?
Снова заняв свое место у стены, Кристофер закатил глаза. Действительно было просто поразительно, как графиня наседала на графа Роберта, которому, в конце концов, принадлежало Столлери – будто он шестилетний ребенок, будто не было замерших точно деревянные статуи лакеев, или нас, слушающих ее, или мистера Амоса, стоявшего возле сервировочного столика и выглядевшего злорадно довольным тем, что у графа неприятности. Я чувствовал себя неловко. Но кроме того мне ужасно любопытно было узнать, что такого сделал граф Роберт, чтобы настолько разозлить графиню и мистера Амоса.
Теперь графиня разглагольствовала насчет того, как слабохарактерность графа Роберта проявлялась, когда он еще был маленьким ребенком, и постоянно напоминала о плохих поступках, которые он совершил, когда ему было два, четыре или десять лет. Граф просто сидел, стоически перенося это. Леди Фелиция не поднимала головы от тарелки. Но графиня заметила и ее.
– Рада видеть, что твои глупые проблемы с едой закончилось, дорогая.
– Это была ерунда, матушка, – ответила леди Фелиция.