Лицо Кристофера представляло собой такую смесь удивления и оскорбленных чувств, что я чуть не засмеялся.
– Если я кудесник, – произнес он. – Если! Мне страшно хочется превратить тебя в бегемота и посмотреть, как ты тогда понравишься графу Роберту!
Но он всё-таки пошел и встал у двери, прислонившись к ней спиной и испепеляя взглядом мою сестру.
– Призывай, Грант, – велел он. – Делай, что тебе говорит бегемот.
Антея по-прежнему обнимала меня одной рукой.
– Я не позволю ему обидеть тебя, – сказала она – будто я снова был шестилетним малышом, а она прилепляла пластырь мне на коленку.
Я привалился к ней, вытаскивая из кармана жилета заляпанную вином пробку. Я всё еще испытывал ужасный стыд из-за того, что поверил во всю эту ложь, но страх, от которого пересыхало во рту, похоже, исчез. И пробка была такой обычной. На ней имелось тиснение «Вина Иллари, 1893 год», и от нее исходил легкий кислый запах. Я начал чувствовать себя глупо. Я даже задумался, не сыграл ли Кружок Магов со мной шутку. Однако указал пробкой на торцевую стену библиотеки и произнес:
– Настоящим я призываю Ходока. Приди ко мне и дай то, что мне нужно, – и добавил для Антеи: – Думаю, это розыгрыш.
– Нет, не розыгрыш, – ответила Антея, и ее голос звучал резко и сурово, а ее рука сильнее сжала мои плечи.
Внезапно возникло ощущение обширных открытых пространств. Это было очень странное ощущение, поскольку библиотека по-прежнему оставалась вокруг нас – закрытая, теплая и наполненная слегка заплесневелым запахом книг, но пространства присутствовали тоже. Я обонял их. Они вносили резкий ледяной запах – словно ветер над замерзшими долинами. Потом я понял, что могу и видеть пространства. За книгами – дальше, чем край любого мира – расстилался громадный изогнутый горизонт, слабо освещенный ледяной зарей, и от него дули ветра, которых я не чувствовал. Я знал, это ветра вечности. И меня охватил настоящий страх, не имеющий ничего общего с какими-то чарами страха.
А потом я понял, что вижу приближающегося Ходока. Из-за громадного горизонта к нам двигалась темная фигура, освещенная сзади странным скрытым солнечным светом. Он (или она) шел странной торопливой осторожной походкой, немного склонившись над маленькой вещью, которую держал в обеих ладонях, словно, если ее тряхнуть, она могла разлиться или сломаться. Так что он шел маленькими шажками плавно, но быстро, а ветра развевали его волосы и одежду в стороны – вот только ни волосы, ни одежда вовсе не шевелились. Он продвигался, и продвигался. И всё это время я мог видеть перед собой книжные полки в обычном дневном свете, и так же ясно – пространство и Ходока.
Антея стиснула руку вокруг моих плеч. Я чувствовал, как она дрожит. Кристофер врезался спиной в дверь библиотеки, когда попытался отступить назад, и я слышал, как он пробормотал:
– Святые небеса!
Мы все знали, что ничего не можем сделать, чтобы остановить приближение Ходока.
Он подходил всё ближе и ближе своими странными семенящими шагами, и ветра развевали его волосы и одежду, и они по-прежнему оставались неподвижными, и он по-прежнему склонялся над маленькой вещью в ладонях. Когда он был уже в нескольких ярдах, и комната заполнилась порывами арктического запаха, который мы могли обонять, но не чувствовать, я мог бы поклясться, что Ходок выше потолка библиотеки, который был высотой в два этажа. Но когда он подошел прямо ко мне, он оказался всего на фут выше Антеи. Теперь он по-настоящему находился внутри комнаты, и я оцепенел от холода, которого не чувствовал, а только обонял. Он вроде как склонился надо мной. Я видел взмах темных волос, которые неподвижно откинулись от белого лица и продолговатых темных глаз. Глаза сосредоточенно смотрели на меня, когда он протянул ко мне руку. Я никогда не видел настолько сосредоточенного взгляда. Посмотрев в ответ, я понял: это потому, что он должен принести то, что мне необходимо, без малейших ошибок. Безмалейших ошибок. Но сначала я взамен должен был отдать пробку.
Я вложил пробку в протянутую ко мне руку. Ладонь сомкнулась вокруг пробки, а вторая рука вытянулась и передала мне что-то еще – что-то холодное, как лед, примерно вдвое длиннее и настолько же тяжелее. Мое лицо одеревенело и застыло, но я сумел пролепетать:
– Спасибо.
Сосредоточенное белое лицо передо мной кивнуло в ответ.
Затем Ходок прошел мимо Антеи и меня.
Мы все – Кристофер, Антея и я – разом выдохнули с облегчением:
– Фуууух!