Мидир вскинул руки, закрывая их с Киринном от этой мерзости и непроизвольно вспоминая все то магическое, что в него усиленно вдалбливали — вдалбливали особенно жестко и постоянно косились на его ауру. Черную, бессветную ауру разрушителя миров.
— Земля, кто бы мог подумать! — ошеломленно произнес Киринн. — Как у Джаретта Великолепного. Стихия, подавляющая собой все другие. Неудивительно, что никто и не понял. Ваша стихия — вся земля!
Второй принц краем глаза увидел удивление Киринна и обрадовался — он все же смог изумить своего воспитателя.
— Отходим, мой принц, — негромко сказал Киринн. — Держите сферу, и потихоньку делайте шаг назад.
Сфера была темной. Мидир отступал и отступал, а противная влага скользила с защитного купола, как с козырька крыши. Через несколько локтей, он поднял руки выше и встряхнул кистями. Сфера пропала. Водопад вновь полился лентой и заиграл радугой в свете заходящего солнца.
— Прощай, Плачущий, — довольно сказал Мидир. — Здравствуй, ночь, время волков.
Посмотрел на Киринна, грязного с ног до головы, и фыркнул.
— Ничего смешного, мой принц. Вы, заметьте, точно такой же черный, как и я.
— Я всегда такой! — надулся Мидир. — А вот тебе в новинку!
— Белый или черный, а вымыться придется.
— Что, опять в воду?! — возмутился Мидир. — Не буду!
Позади тревожно зашелестели листья, Мидир обернулся.
Волки, белые волки стояли перед ним.
— Мы уходим, Киринн, — выговорила та, которую Вотыты называл Лесси. — Навсегда уходим из Черного замка, но напоследок мы даем тебе последний шанс присоединиться к нам. К белым волкам, во всем белым, если ты еще помнишь, что это значит, — женщина презрительно окинула взглядом Мидира. — Верно говорят: черного волка в Айсэ Горм бросать без толку.
Это она определенно сказала зря, потому что второй принц разозлился. А когда Мидир злился, что-то вокруг ломалось, взрывалось или просто исчезало. С него и с Киринна пропала вся пыль, которой они были покрыты с ног до головы после исчезновения земляной защитной сферы. Зато белые волки оказались облеплены ей полностью.
— Ха! И кто теперь из нас черный? — запальчиво подался вперед Мидир.
— Простите моего воспитанника, — не слишком-то вежливо задвинул его за спину Киринн. — Я от всей души желаю вам счастливой дороги. Может быть, вы найдете то, что ищете.
— Но ты с нами не пойдешь? — Лессия смотрела на Киринна так пристально, что Мидиру показалось, в ее глазах сверкнули отблески Плачущего.
— Нет.
Киринн легко повел головой, и черная пыль слетела с белых волков, тщетно пытающихся очиститься.
— Киринн, я… — Лессия оглянулась на своих, шагнула вперед и заговорила тише: — Ты не представляешь, на что я пошла, чтобы договориться об этом. Я лишилась дочери и поняла, что не желаю потерять еще и тебя.
— Ты можешь поступить по-другому. Ты можешь остаться со мной, Лесси, — тяжело выговорил Киринн. — Ты — единственная женщина в моей жизни.
— Ты опять не о том! Глупо! Как же все глупо! — вспыхнула Лессия. Лицо ее исказилось, словно от боли. Затем она оглядела второго принца так, что ему захотелось зарычать. — Зато ребенка ты себе нашел другого. А как мне вернуть Олли? Кем заменить?!
Мидир вертел головой между двумя взрослыми и заметил, что слеза все же скатилась по щеке белой волчицы.
— Олли никем не заменишь, родная. Это бессмысленно, думать, что кто-то заменит ее.
— Ты не думаешь ни о своем роде, ни обо мне! Все как всегда!
— Я думаю именно о белых волках и делаю для них все, что могу.
— Глупости! Если бы ты хотел, ты мог бы восстановить наш род, ты мог бы… — Лесси закрыла лицо руками.
Киринн потянулся к ее плечу, но она отдернулась. Потерла щеки и посмотрела как два дня назад — холодно и высокомерно.
— Не зря нас боится Джаретт. Именно у нас хранится то, что может лишить его сердца!
— Прошу, Лесси, даже не думай об этом! — в голосе Киринна была скорее тревога, чем упрек.
— Я напрасно потратила с тобой время. Нам пора, прощай, начальник замковой стражи Черного замка, верный раб владыки Благого мира, лишившего меня и дочери, и мужа. Когда-нибудь я посчитаюсь с Джареттом за все, — Лессия отвернулась и исчезла среди деревьев.
Мидир повернулся к Киринну. Вотыты пошатнулся, тяжело сел на землю, будто потеряв разом и нюх, и зрение, протер лоб дрожащей рукой. Злые слова жены наверняка ударили ледяными клинками, как утренняя казнь — Мидира.