Внезапная команда ударила по ушам грохотом разрушенных заклинаний, топотом ног опомнившихся стражников и внезапным звоном цепи возле самой Мидировой головы.
Мидир вздрогнул, рванулся, вывалился откуда-то, упал на пол, подтянул ноги и быстро-быстро обернулся.
Картина, которую он застал, отпечаталась в глазах еще на долгую секунду, прежде чем раствориться: темно-синий, рогатый, облепленный белыми звездами силуэт с единственной левой рукой, на запястье которой болталась и вызывающе громко звенела цепь. В лицо смотреть было страшно, но Мидир постарался, мазнул взглядом по оскаленным клыкам, торчащим чаще, чем у любого волка, кроме, разве что Вогана; заостренным ушам, слишком ровным шрамам и самое страшное — по светящимся ядовитой зеленью глазам.
— Боишься и делаешь, наследник, король и сам-себе-двойник в одном лице, дитя света и тьмы, родитель света и тьмы, угнетатель света и тьмы. Нет, не зря я послушал белого, спасибо ему за полжи… Вкусные… Жаль, рано ему уходить. Пе-ре-дашь?
И шагнул в стену.
Сердце Мидира охватило запоздалым ужасом, особенно оттого, что голос, который он слышал, точно не звучал под сводами замка. Древний принц, один из перворожденных, сообщил гулкие слова Мидиру прямо в голову, оставил свой отпечаток перед глазами и снова растворился в замке.
Мидир вздохнул с усилием, проталкивая воздух в горло, закашлялся и едва не растянулся на полу вовсе — что бы ни сделал Нуаду, это победило пустоту, а вместе с ней сожрало даже сам воздух. Сил не было сделать ни шагу. Сознание то уплывало, то приближалось…
А потом раздался сердитый голос и Мидир получил ощутимый пинок.
— Ты издеваешься надо мной, да? — старший брат носком сапога перевернул его с живота на спину. — Тебя только что не было! Твоего этого черного огня. А теперь появился! Знаешь, что отец бы со мной сделал, пропади ты совсем?
— Поцер-р-ровар-р-р бы? — прохрипел Мидир. — Ир-р-ри пожар-р-р р-р-руку? А может, похвар-р-рир?
— Ты точно взрослеешь, — говорил брат так же брезгливо, как переворачивал. — Чувство юмора где-то подобрал. На скотном дворе, не иначе. Меньше надо якшаться с белыми! Вставай уже, хватит валяться, — не вытерпел и толкнул опять.
— Чего ты зр-р-рой такой, Мэр-р-рвин? — вырвалось у Мидира.
Он потряс головой, не понимая, как сказал — ртом, мыслеречью? Мыслесловом? От чего там все восторгались? Или сам себе… сам с собой… сам в себе… Тьфу на этих взрослых, все у них запутаннее некуда! Все окончательно переплелось, видимо потому что он только говорил с Нуаду и еще не до конца поверил — действительно остался жив.
Судя по выражению лица Мэрвина, сказал это Мидир вслух, и жить ему осталось недолго.
— Да потому что все — все до единого! — в Доме Волка носятся только с тобой! Как ты родился, про меня словно забыли! — Мэрвин говорил, поднимая голос, чем неимоверно пугал: это было ему несвойственно. — Я — принц, наследник и продолжатель дела отца! Но беспокоятся все лишь о тебе! Мама! Папа! Воган! Все стражники! Белые отступники! Ты!
— Я о себе не беспокоюсь! — Мидир приподнял руки, пытаясь успокоить брата, но тот, кажется, наоборот, потерял последнюю связь с реальностью.
— Ты! Ты-ы-ы! Ты украл у меня родительскую любовь! И любовь всех, кому я вообще был дорог!
— Что?! — подскочил Мидир, забыв о том, что только что собирался помирать, был испуган и впервые вообще видел заледенелого брата таким!
Ткнул брата в грудь.
Мэрвин покачнулся, а потом угрожающе быстро нагнулся к самому лицу Мидира.
— Да меня слышит тор-р-рько Киринн! — Мидир постарался выкрикнуть подоходчивее.
— А меня вообще никто! — Мэрвин тоже выкрикнул, но как-то совсем недоходчиво.
— А как же советник? — Мидир почти удивился.
— Советник… — эхом повторил брат. — Да кому нужен этот советник?!
Мидиру показалось, что по коридору как-то неровно прошуршало, но Мэрвин сопел гораздо более гневно.
Губы Мэрвина подергивались нервно, словно он что-то хотел сказать и так же сильно — промолчать. Он отошел, поправил одежду и вновь принял отстраненный и высокомерный вид.
— Как ты смеешь жаловаться? — Мэрвин говорил необычно горячо, вкладывая в слова, что думал. — С тобой носятся все! Взять хотя бы белого громилу… Не понимаю, — покривился особенно горько, — что он в тебе нашел?
— Он во мне ничего не искал! — Мидир попытался быть понятным. — Он вообще ничего нигде не ищет! Он все потерял и нашел! И меня чуть-чуть, потому что я был на полу, ну, как, потерян тоже.