***
"Вот так я стал воином-рецидивистом, - горько пошутил Степаныч, продолжая рассказ. - Понимаешь, я ведь никогда не видел вблизи, как "они" умирали. Я не стрелял в "них" из автомата, не резал ножом в рукопашном бою... Но я всегда ЗНАЛ, что это я "их" всех убил: это мой палец жал на гашетки, моя воля направляла боевую машину на живые цели...".
"Но ведь не по своей же воле ты там воевал!", - спорил я с ним.
"Это неважно. Я по собственной воле пошел в военное училище, я давал присягу, а это значит, что я должен был отчетливо представлять себе: если прикажут, я обязан буду убивать! И это должен знать каждый, кто идет на армейскую службу - хоть по доброй воле, хоть по призыву. Конечно, большинство военных, до самого своего ухода в запас, никогда не нажмут на спусковой крючок, имея в прицеле не фанерного, а живого врага. Но все они прекрасно понимают: если им прикажут, они БУДУТ убивать! Для этого и созданы все армии мира. Конечно, имеется в виду защита государства от внешнего врага, но... В училище нас учили стрелять по танкам и бронемашинам, а в жизни пришлось - по жилым домам...".
"Да, но...", - начал я.
"И знаешь, что самое хреновое? - продолжал, будто не слыша, Степаныч. - Сегодня вроде бы все спокойно, а завтра хлоп, и вперед!... Тут никогда не угадаешь. Когда я поступал в военное училище, Афгана еще и в помине не было, а как закончил - нате вам!... В начале 90-х, еще до Чечни, я в каком-то журнале - кажется, в "Огоньке" - прочел, что после 45-ого года наша мирная держава участвовала более чем в тридцати войнах и конфликтах. А уже в наше время: Чечня - две войны, Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, Грузия... Так что...".
"Но ведь кто-то же должен защищать свою страну!", - не сдавался я.
Степаныч жестко усмехнулся на мои слова.
"Так-то оно так, но... Всю нашу историю, с самых древних времен, мы воевали. И мы защищали свою страну. Может, поэтому она самая большая на планете?! - Этот его риторический вопрос прозвучал довольно саркастично. - Понимаешь, все, кто поступает в военные училища, думают, что они учатся защищать родину, и никто даже в страшном сне не представляет себе, в какую вонючую, горячую задницу планеты его могут засунуть, и какие задания заставят там выполнять... Конечно, семнадцатилетним пацанам это трудно понять, когда они сидит за партой в кабинете НВП и слушают красивую сказку какого-нибудь армейского балабола. Ведь в его словах одна лишь романтика... Сволочи!".
Степаныч сплюнул.
"Потом война закончилась, ушли мы оттуда, - немного сбавив эмоции, продолжил он. - Поздно, но все-таки ушли - хватило, все же, тогда ума у Горбачева... Дальше была другая загранкомандировка, но уже мирная, в дружескую ГДР. Странно, я думал, что буду к немцам относиться неприязненно, имея в виду нашу с ними военную историю: все же дерьма они у нас много натворили, не хуже, чем мы тогда в Афгане. Но я ошибся. Мирный, спокойный, веселый народ. Отношение - прекрасное! Ну и, конечно, знаменитая их аккуратность и чистота. Города и деревеньки чистенькие, опрятные, по рекам и каналам утки, гуси, лебеди плавают - никого не боятся. Магазинчики забиты продуктами разнообразными, шмотками красивыми. Лодки, палатки, спиннинги-шмининги - все есть! И это всего лишь соцлагерь. А что там за западной границей делалось?! Немцы на званных вечерах, подвыпив, говорили, что для нас их магазины выглядят так же, как для восточных немцев - западногерманские: вот там уж действительно - ВСЁ! И мы верили. И мы думали: "Как же так: ведь это же мы их победили, это мы, совместно с американцами и англичанами, разрушили их города и их промышленность, мстя за все то, что они сотворили с нашей страной... И вот теперь мы приезжаем сюда и завидуем им, дивимся, как могут люди красиво и комфортно устроить свою жизнь. А мы по-прежнему в роли "догоняющих и перегоняющих". Они - "загнивающий запад", имеют все, а мы - творцы "победившего социализма", стоим в очередях за квартирами, машинами, коврами, колбасой, курами... Я три года не мог купить себе нормальную спиннинговую удочку! За что нам это все?! Что с нами не так? Почему мы не можем жить, как все нормальные люди в нормальных странах?".
Я слушал его и думал: как все это было давно! Точнее, не так уж и давно это было, но как быстро мы это забыли. И у нас тоже теперь есть ВСЁ. Не у всех, конечно. Вон, у Евгения Степановича вообще ничего нет. Впрочем, может оно ему и не особо нужно...
"Ну, - продолжал Степаныч, - и мы, конечно, старались прибарахлиться, само собой. Много всякого добра в Союз переправляли: одежду, сервизы посудные, ковры... Замполит смеялся: "Снова трофеи из Германии пошли, как в 45-м!"... А когда вся эта лавочка с соцлагерем кончилась - как берлинская стена в 89-м рухнула, помнишь? - так собрали мы свои монатки в контейнеры, и "нах хауз". "Волжанку" мою "21-ую" по "железке" я не смог переправить, пришлось пацана одного нанимать - тот своим ходом гнал через пол Германии и через всю Польшу. Благо, что не обманул. Потом наш полк перелетел в Союз. Определили под вашим городом, на бывшем ДОСААФовском аэродроме. Под жилье выделили какую-то двухэтажную общагу, наполовину деревянную и с сортиром на дворе. Обустроились. Позже я познакомился со своей будущей женой, она жила неподалеку, в промышленном поселке. Красивая девка была. Слишком красивая для меня, теперь я это понимаю. Женился. Потом полк перевели в другое место, потом еще... А потом наша мирная держава снова влезла в войну, теперь уже внутреннюю.
"Чечня?", - зачем-то спросил я.
Он кивнул и продолжал:
"И, конечно же, чаша сия не минула наш полк, который тогда как раз располагался на Северном Кавказе, в одной из соседних республик. От нас до границы с Чечней километров 50 всего было, так что...".
Степаныч замолчал, задумавшись.
"И что, там тоже пришлось повоевать?", - спросил я, чтобы протолкнуть разговор дальше.
"Почти что. - Евгений Степанович грустно усмехнулся. - Ты не поверишь, первый боевой вылет, и мы летим бомбить какое-то горное село: в нем, как сообщала разведка, скрывались чеченские мятежники... Уже подлетаем, видим эти утлые домишки, такие же почти, как и в "афгане", и людей уже видно - не боевиков с автоматами, а баб с ребятишками: стоят во дворах и смотрят на нас, и главное - не прячутся! Скорее всего, боевики там были, по подвалам как всегда прятались. Но где те подвалы - поди знай!... Делаем второй заход. И тут на меня как накатило! Вспомнился Афган, почти уже позабытый... Слезы на глаза навернулись. "Блядь, да что же это "они", суки, с нами делают! - думаю. - Нет, с меня хватит!". Нажимаю на внешнюю связь: "Я - первый! Звено, накиньте "маленькую"...". Это значит, надо на радиостанции второй ручкой набросить к частоте связи одну, две или три единички: у нас всегда так делали, если хотели сообщить что-то личное. "Ребята! - хриплю своему звену по рации. - Всё, разворачиваемся - летим домой. Я на эту херню не подписывался! Мне в Афгане выше крыши говна хватило!". Выполняю "боевой разворот" и ложусь на обратный курс. Смотрю, через какое-то время оба борта, ребята мои, пристраиваются ко мне. Летим на базу. Молча, без лишних разговоров. А на аэродроме, как сели, к нам уже "комэска" бежит, руками машет: разведка ему, видно, уже донесла, что атаки на село не было. Подбегает к моему борту - "палка" еще не остановилась - и давай орать мне в кабину: "Вы что!!! Да я вас...! Вашу мать...! Под трибунал...! Тра-та-та-та-та...!".