- Во-первых, я Вас, Богдан Николаевич, не вызывал, а приглашал. А во-вторых, - он указал рукой на свободный стул, предлагая присесть, - Называйте меня, просто, Иваном Андреевичем.
Он подошел к окну и, задернув шторы, включил настольную лампу. Окутавший кабинет мягкий приглушенный свет, придал помещению атмосферу некой доверительности и покоя.
Богдан присел на край стула и спрятал руки под приставным столом, так как они продолжали предательски дорожать.
- Чаю хотите? - предложил Ситниковский, усаживаясь на свое место.
- Нет, спасибо, - выдавил из себя студент.
Капитан убрал на край стола свои бумаги и, сложив на столе руки в замок, спросил:
- Вас, наверное, интересует, о чем я хочу с Вами поговорить.
Сташинский уткнулся глазами в стол и заерзал на стуле. Липкая волна холода поднималась от желудка и подступала к горлу. Он помолчал несколько секунд, а затем, тихо произнес:
- В прошлые выходные я ездил домой в село. Денег у меня не было, и как назло, на одной из остановок в вагон вошли контролеры. Меня сняли с поезда и передали в отделение милиции. Наверное, сейчас этот протокол попал в деканат? - Парень поднял глаза на хозяина кабинета. - Я обещаю, что впредь подобного не повторится. Только не исключайте меня из института.
Ситниковский откинулся на спинку стула и, неожиданно засмеялся.
- Неужели Вы думаете, что органам госбезопасности больше заняться нечем, кроме как "зайцев" в общественном транспорте ловить.
Богдан удивленно посмотрел на него, но промолчал.
- Я просто захотел с Вами познакомиться. Вы не поверите, но у нас очень много общего и мне интересно пообщаться с Вами, как с человеком. - Ситниковский с интересом посмотрел на собеседника и, не увидев на его лице ожидаемой реакции, продолжил. - Совсем недавно я узнал, что Вы, как и я, являетесь большим поклонником таланта Ярослава Галана.
- Да, - оживился Богдан, - Я с большим удовольствием прочитал его роман " С Крестом или с ножом", очень сильно написано, а главное - смело.
- А Вы не читали его книгу "Под золотым орлом"?
Парень отрицательно помотал головой.
- Вот возьмите. - Ситниковский вытащил из стола брошюру в мягком переплете и протянул ее Богдану. - Обещаю, что пока будете читать, оторваться не сможете, а когда прочитаете, то долго не заснете. Я, как человек, прошедший войну, казалось, многое повидал, но те зверства фашистов, которые описаны здесь, никого не смогут оставить равнодушным.
- А недавно с друзьями мы смотрели его пьесу "Любовь на рассвете". - Оживился Богдан и аккуратно положил книгу себе в портфель. - Мне тоже очень понравилось.
- Я так понимаю, именно после ее просмотра Вы и поспорили с некоторыми из своих товарищей? - Ситниковский в упор посмотрел на своего собеседника.
- Вы и об этом знаете? - Богдан вновь опустил глаза, он сразу вспомнил, как совсем недавно группа очень оживленно обсуждала этот спектакль, практически разделившись на два враждующих лагеря. Среди студентов на тот момент было много ребят, которые сочувствовали бандеровцами и открыто ненавидели автора пьесы. К счастью Богдан оказался в другом лагере, поэтому сейчас, беседую с чекистом, он чувствовал свою правоту и, немного осмелев от этого, спросил. - А что здесь предосудительного? Я действительно, не признаю насаждения униатства в Западной Украине, полностью поддерживаю позицию Галана в отношении преступного характера действий УПА.
- Знаю, знаю, - вновь улыбнулся капитан. Он приподнял ладони вверх, жестом показывая, чтобы парень охладил свой пыл. - Я в этом с Вами полностью солидарен. Но как мне кажется, члены Вашей семьи не совсем разделяют Ваши взгляды. Кстати, как поживает ваша сестра Маричка? Как она себя чувствует?
Богдан почувствовал, как его лицо залилось краской. Сестра имела определенное отношение к подполью УПА, точнее у нее там был возлюбленный, она регулярно носила ему в лес еду и по неволе, потом стала выступать в качестве связной. "Значит, вот по какому поводу меня вызвали сюда" - догадался он и, бросив на офицера подозрительный взгляд, и, стараясь сохранить прежний тон общения, ответил:
- Спасибо, у нее все хорошо, а что касается моих родителей, то они старые люди патриархальных взглядов, я не могу их переубедить, да и не ставлю себе такой цели. У них своя жизнь, а у меня своя. Для меня первоочередная задача в жизни - окончить институт и учить украинских детей во имя процветания нашей Родины.
- Звучит помпезно, как на собрании. - Усмехнулся Ситниковский. - Но у нас сейчас беседа доверительная и я хотел услышать от Вас, почему Вы, человек выросший в семье, где к Советской власти относятся, мягко скажем, не очень лояльно, не разделяете взглядов своих родных?
Богдан, наконец, положил руки и на стол и, немного подумав, ответил:
- Знаете, Иван Андреевич, для меня Советская власть ничего плохого не сделала. Наоборот. Я окончил школу, поступил в институт. Сейчас учусь, получаю стипендию. Когда закончу учебу, буду учителем, уважаемым человеком. Моим родителям этого не понять. Они всю жизнь работали на земле, вели свое хозяйство, поэтому в 39 году перспектива вступления в колхоз не вызвала у них большого воодушевления. Но не эта главная причина наших разногласий. - Парень на минуту замолчал и потер ладони.- После войны я стал свидетелем одной жуткой истории в нашем селе. Сосед, с которым мы граничили дворами, скрывался в лесу вместе с отрядом, а потом в 1946 году сдался НКВД. Его не осудили, а разрешили вернуться к нормальной жизни. Он стал работать в колхозе и вроде все у него пошло нормально, но в один из дней к нам пришли бандеровцы. Сначала, у него на глазах, они задушили его 10-летного сына, затем, изнасиловали жену и содрали с нее кожу. У меня до сих пор в ушах стоит ее крик. А потом, самого этого соседа они связали и живьем бросили в реку. Иногда, во сне мне снится эта картина и, почти всегда я просыпаюсь в холодном поту. Поэтому, оправдания националистам я никогда не смогу найти.
Лицо Ситниковского стало серьезным, он сжал кулаки и уставился не моргающим взглядом в стену.
- Да-а, - наконец, протянул он, - И таких случаев, к сожалению, у нас великое множество. Взять хотя бы зверское убийство Ярослава Галана. Извините, но вынужден вновь вернуться к личности этого писателя-патриота. Я не спроста в начале нашей беседы завел речь именно о нем. Эти варвары могли убить его просто выстрелом из пистолета, отравить или нанести удар ножом, но им нужен был неповторимый эффект, они хотели увидеть мучения своей жертвы. - Он с сожалением покачал головой. - Десять ударов топором практически превратили его лицо в месиво.