В перипетии борьбы за передний ряд я не заметила, что настоящих покупателей на коня не было. Никто из восхищающихся зевак не спешил раскрывать толстые кошельки и наперегонки друг с другом отсчитывать тяжелые золотые монеты. Никто не торговался, пытаясь сбить непомерную цену. Может у коня существовал какой-то едва заметный, но явный изъян?
— Такой красивый девушка, — подал свой голос тщедушный кареглазый продавец, — хочет иметь такой красивый конь?
— Красивый? — стараясь сразу сбить цену, я окинула коня насмешливо презрительным взглядом, — и сколько сольди хочет господин за эту беспородную скотину?
Подбородок продавца вздернулся праведным негодованием. Потомок степных хызров1 знал толк в лошадях. Конь для степняка — жизнь. И безопаснее было бы оскорбить его жену, чем посмеяться даже над самой захудалой лошадью. Он хотел ответить, но, сообразив, что резкие слова — всего лишь прелюдия к торгу, сдержался. Теперь хызр натужно сопел и отвечать на мой вопрос не собирался.
— Сколько просишь за этого коня? — Повторила я, и смуглый продавец, ощерив зубы в щербатой улыбке, негромко выдохнул:
— Услугу…
Все возгласы вокруг на мгновение стихли. Конь мне понравился, но цена действительно могла оказаться непомерно высока. Услуга — формула старинного договора купли-продажи — могла означать всё, что угодно. В просторечии она выглядела как обязательство продавца предоставить оговорённое имущество в обмен на обязательство покупателя в определенный срок выполнить что-либо, то есть оказать продавцу ответную услугу. Проще говоря, покупатель отдавал себя в рабство на определённое договором, пусть и незначительное, время. Он мог оговорить, казалось бы, всё: и время, и срок действия договора, и характер услуг, от выполнения которых он мог отказаться, и многое-многое другое. Продавец либо соглашался с этими условиями, либо искал нового покупателя. Беда в том, что первый, в отличии от второго, всегда знал, какая услуга будет им потребована, ведь в договоре всегда имелись подводные камни, обойти которые покупатель был не в состоянии. И что бы не говорилось о взаимной выгодности подобного договора, в выигрыше всегда оказывался продавец (о случаях, когда наивные покупатели поплатились буквально всем, в столице ходили легенды). Договор закреплялся наложением чар, и разорвать его было невозможно. За отказом выполнить услугу следовала неотвратимая смерть…
Я, словно раздумывая, постояла некоторое время, переминаясь с ноги на ногу, затем коротко бросила:
— Условия?
— Твои, — холодно буркнул степняк и недружелюбным взглядом окинул собравшуюся вокруг толпу.
Народ, сочувственно поглядывая в мою сторону, стал медленно рассасываться по базарной пощади. Становиться свидетелями сделки не хотелось никому, так как никто не мог поручиться, что его не коснётся осколками договорной магии.
Итак, условия должна была предложить я, точнее зафиксировать на бумаге действия, от которых отказываюсь однозначно и безоговорочно. Вот ведь чёрт, всегда легче выкрутиться из условий, заранее определённых продавцом, чем писать свои собственные.
"Ну, что ж, я уж тебе расстараюсь! Такого понапишу, что ты невольно вынужден будешь оговорить свои собственные условия", — со злостью подумала я, усаживаясь за невесть откуда взявшийся столик. Пергамент лежал на столешнице, чернильница стояла рядом.
Значит так: "Я отказываюсь выполнять действия, сопряженные с посягательством на мою жизнь, честь и достоинство; отказываюсь воровать, грабить и совершать убийства; отказываюсь…" И так ещё тридцать три и три пункта.
Хызр взял в руки почти полностью исписанный свиток и быстро, пробежав его глазами сверху донизу, довольно кивнул. Странно. Значит, я что-то упустила? Что именно? Я мысленно перебрала все написанные мной оговорки и ограничения. Вроде бы всё верно, но почему продавец не выглядит расстроенным? Что-то здесь не так. Я ещё раздумывала, когда степняк поднёс к договору магический светильник. Пламя пыхнуло и мгновенно опало, на землю полетели небольшие хлопья пепла.
— Договор заключён, товар твой, — в руку легли кожаные поводья. — Услуга за услугу, — закончив ритуал этой фразой, степняк повернулся и опрометью кинулся вон с площади.
— Имя коня? Ты забыл сказать имя коня!..
— Верный, — донеслось сквозь возрастающий гул голосов.
Верный… Хм, не слишком подходящее имя для лошади, скорее собачья кличка… Но ничего не поделаешь. Верный, так Верный.
Зелёная тюбетейка торговца уже затерялась среди пёстрой толпы народа. Я же осталась стоять, растерянная, даже слегка ошеломлённая быстротечностью сделки. Ладно, что случилось, то случилось. Договор отменять поздно. К тому же, если продавцом и затеяна какая-то скрытая пакость, то со мной этот номер не пройдёт. Я тоже не так проста — магия на меня не действует, а значит и договор мне постольку-поскольку. Впрочем, неважно. Мне ещё предстояло запастись провизией и выбраться за пределы города.
А он бурлил своей повседневной суетной жизнью. По узкой мощеной камнем улице в направлении городских ворот двигался практически непрерывный, бесконечный поток телег, всадников и пеших. Втиснувшись в строй груженного мануфактурой обоза, я вполне уверенно приближалась к границе города. Навстречу текла, точно такая же человеко-лошадино-тележная «река». На узкой улочке, время от времени, телеги сталкивались, цеплялись колесами, и тогда поток, возмущённо ревя, замирал, чтобы затем с новой силой хлынуть дальше.
Уже перед самыми воротами мне удалось пристроиться к кучке праздных девиц, намеревающихся совершить дневную прогулку вокруг городских стен. Пока в окрестностях столицы было ещё вполне безопасно, и они могли позволить себе лёгкий променад под бдительным взором городской стражи.
Часом спустя Верный неторопливым шагом трусил по просёлочной дороге, унося меня всё дальше и дальше от стен Мирска.
* * *Яруск — ставка генерала Эльге Ламса находилась недалеко — два дня пути. Вела туда широкая дорога, выложенная деревянным брусом. Вытесанные из мореного дуба, они некогда лежали единым монолитом, но годы взяли своё. Нынче одни вывернулись под копытами тяжелых боевых коней, а другие и вовсе сгнили и рассыпались в труху. Так что, проехав по дороге некоторое время и наглядевшись, как спотыкается мой конь, я, свернула на обочину и продолжила путь по узкой, но хорошо наезженной тропинке. Благо она, хотя изредка и виляла в сторону, но в целом уверенно вела в нужном направлении. Прильнув к гриве коня, я принялась возмещать убытки бессонных ночей своего славного боевого прошлого…
Разбудили меня приглушённые голоса. Разговаривали двое. И я уже никуда не ехала, мой конь стоял неподвижно и лишь время от времени прядал ушами. Не подавая виду, что проснулась, я чуть приоткрыла глаза и прислушалась. То, что бесцеремонно прервавшие мою поездку господа являют собой отнюдь не светских львов, было ясно по одному лишь запаху. Эти двое смердели так, будто только что вылезли из городской канализации. Но и представителями благородного ремесла золотарей они тоже не являлись. По всей видимости, данные господа были вылезшими из лесной берлоги разбойниками.
Первый из них, худой и рябой, держал Верного за поводья.
— А девка-то недурна! — сказал он, глядя в мою сторону.
Второй, толстый и бородатый, был столь увлечен копанием в седельной сумке, что только хмыкнул.
На что первый будто обиделся:
— Хорошая, говорю, девка.
Я подавила смешок. Конечно, хорошая. Я никогда в этом не сомневалась.
Толстый наконец-то оторвался от рытья в моей сумке и бросил на меня настороженный, а вместе с тем и презрительный взгляд:
— Хорошая-то она мож и хорошая, да вот только набор дорожный у нее странный… — он почесал бороду. — Портки мужские да топор… боевой…
Худой в свою очередь пошкрябал затылок и недоуменно уставился на своего «доброго» товарища: