Гиф остановился у разрушенных ворот. Даже сейчас, по прошествии, должно быть, столетий, дорожное полотно все еще было усеяно осколками костей; высокие сорняки по обеим сторонам скрывали скелеты каунаров, упавшие или распростертые там, где они упали.
— Ну, как только мы пронюхали обо всем этом, вы, наверное, можете догадаться, чем все закончилось. Это было то, для чего мы были созданы, ради чего мы пожертвовали семейными узами, и мы были готовы к драке. — Гиф повернулся и посмотрел на север. — И этот идиот Браги подарил нам ее.
Гримнир потрогал ближайший скелет носком сапога. Тот был одет в ржавую кольчугу, на коленях у него лежал топор со сломанной рукоятью. Он лениво подумал, кому принадлежал этот мешок с костями.
— Что случилось?
— О, я думал, с тебя хватит болтовни этого седого старика?
Гримнир сплюнул:
— Ну, все по-другому, когда ты можешь это увидеть, так?
Гиф ухмыльнулся Скади, которая издала горловой смешок.
— Да бросьте вы, все!
Гримнир двинулся было прочь, но слово Гифа его остановило.
— Бойня. Вот что случилось. Около сотни младших асов и ванов последовали за Браги на юг, выполняя приказ Одина. Это были тэны и хускерлы, мужчины, давшие клятву, в жилах которых текла божественная кровь — ровно столько, чтобы даровать им долгую жизнь и право находиться под сводами чертогов Асгарда. Я встретил их прямо здесь. — Гиф изобразил, что похлопывает по земле у себя под ногами.
— Ты?
— А кто же еще? Разве я не был герольдом Спутанного Бога? Я встретил их и слушал, как Браги излагал свою цель. Я должен был отойти в сторону, дать им дорогу и дать понять моему господину, что волю Одина нарушать нельзя. Он хотел иметь детей Ангрбоды, и горе было бы любому, кто встал бы у него на пути.
— Ну, я и встал, — сказал Гиф, обнажая пожелтевшие зубы в свирепой ухмылке. — Я встал и рассмеялся в лицо этому сукиному сыну. Он плюнул и выругался в мой адрес, назвав меня мерзостью, ничтожеством. Послышался скрежет железа, когда его псы обнажили оружие. «Это твой ответ, нидинг?» взревел Браги.
— Да, — сказал я ему. — Он и есть! — И вот как Кьялланди устроил им ловушку. — Гиф поднял левую руку. — Он расположил Дреки и его лучников вон там, за частоколом. Нагльфари-полуальв и его парни были в том направлении. — Он махнул правой рукой. — В укрытии за тем невысоким холмом, вооруженные пращами и дротиками. Здесь, у ворот, мои сородичи выстроились по обе стороны. Половина с Радболгом слева от меня, половина с Кьялланди справа. — Гиф опустил руки. Под завесой зеленых молний на его лице появилась блаженная улыбка. — Бойня. Воины Дреки собрали богатый урожай, их стрелы прорастали, как зерна с железными наконечниками. Псы Нагльфари ворвались внутрь и забрали оставшихся ванов, в то время как асы безуспешно пытались штурмовать ворота.
— А этот сутенер, Браги? — спросила Скади. — Что с ним случилось?
Гиф повернулся.
— Держал его на конце своего копья, пока Сарклунг отрубал ему голову. Мы забрали все их головы. Сложили их в мешок и отправили обратно в Асгард с одним ваном, которого нам удалось захватить. Оставь в покое детей Спутанного Бога, передали мы рыжебородому всаднику на скамьях, и мы оставим в покое детей Всеотца. Уважай норн!»
Гримнир рассмеялся:
— Что они прислали в ответ, а?
Гиф искоса взглянул на него, затем кивнул на юг, вниз по дороге, которая вела в Ярнфьялль.
— Не отставай, и я покажу тебе.
Гиф сорвался с места, как древний бегун, воодушевленный былой славой. Скади рассмеялась; ее волосы развевались, она не отставала от Гифа. Гримнир, оглядев заросшие оборонительные сооружения, просто пожал плечами и отправился вслед за ними.
Четыре лиги, отделявшие внешние укрепления от ворот Ярнфьялля, пролетели незаметно. Гиф вел их по холмам и долинам, через ручьи и извилистые хребты. По пути Гримнир замечал развалины древних длинных домов — скрытые деревьями, покрытые колючками и почерневшие от огня, с резными балками, скошенными под странными углами, и крышами, давным-давно уничтоженными пламенем, стихиями или медленным течением времени. Чертоги его народа. Впереди из поднимающегося ночного тумана вырисовывался голый холм. На его склонах возвышались укрепления из черного камня и ржавого железа; зубчатые стены и остроконечные крыши поднимались по склону холма, а на его вершине стояла приземистая башня, в верхнем окне которой мерцал единственный огонек.