— Остальные? — прохрипела Кётт.
— Может, они выберутся, а может, и нет.
Кётт кивнула; она молча растворилась в ночи, низко пригнувшись и охотясь с терпением своей тезки.
— Что она имела в виду, остальные?
Снага взглянул на Нэфа:
— Скэфлок и его парни.
Хрунгнир нахмурился:
— Я думал, эти уроды были перед нами?
— Так и было. — Нэф посмотрел на вход в пещеру. — Ба! Я не собираюсь идти туда за ними. А ты?
Хрунгнир покачал головой:
— Я не собираюсь рисковать своей шеей из-за таких, как они.
— Вы оба ждите здесь, — прорычал Снага.
Оба скрелинга пристально посмотрели на скрага, словно пытаясь понять, был ли он необычайно храбрым, необычайно глупым или просто пытался выставить их трусами. Как только Снага протиснулся мимо них, собираясь вернуться в пещеру, какое-то движение в тумане заставило его остановиться. В поле зрения, пошатываясь, появился Скэфлок, за спиной которого, тяжело опираясь друг на друга, стояли двое его разбойников.
Скэфлок шел странной, заплетающейся походкой человека, уставшего после битвы. Как и остальные, он и его разбойники промокли насквозь, их красные глаза затуманились, в них горело безумие после хаотичного прикосновения Тьмы. Скэфлок вытащил нож — зазубренное и изогнутое лезвие, похожее на зуб какого-то доисторического хищника. Он вытер нос, губы и подбородок запястьем руки с лезвием. Рука дрожала, когда он вытянул ее, направляя острие ножа на Снагу.
— Я убью тебя, скраг, — пробормотал он. — Я в-выпотрошу тебя, как молочного поросенка. Ты меня слышишь? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!
Это был Нэф, который вмешался. Он остановил Скэфлока на полпути и оттолкнул его назад острием своего топора.
— Возьми себя в руки.
— Мы потеряли хорошего парня!
— Кого?
— Старину Враги, — сказал Скэфлок. — Мы потеряли его там, у тех светящихся прудов. Он… Он заглянул в один из них и…
— И что-то протянуло руку и схватило его?
Скэфлок кивнул:
— Схватило его за лицо и утащило под воду, он даже не вскрикнул.
Нэф сплюнул и вытер рот тыльной стороной ладони:
— Бледная рука тянулась и ко мне. Почти схватила. Мы все-таки справились, а?
— Мы справились, — эхом отозвался Скэфлок. — Мы справились. — В его позвоночник вернулась некоторая доля неуместного высокомерия. Он потер подбородок одной рукой, словно приглаживая бороду, которой у него не было. — Да. Но не благодаря тебе, скраг.
— Хватит хныкать, — невозмутимо ответил Снага. — Вы все живы, так? Но вот вопрос: как думаете, семеро из нас справятся с Гримниром и его товарищами?
Нэф усмехнулся.
— Так же просто, как если бы нас было восемь, хотя нам следовало бы взять девять, просто чтобы соответствовать старому Иггдрасилю. Если твоя соплячка сможет их найти, мы устроим для них небольшую ловушку, в которую они могут попасться. Тогда… — Нэф изобразил, как проводит ножом по своему горлу. — Но мы меняем условия сделки, скраг. Либо сына старого Кьялланди, либо эту змею, дочь Скэфлока, мы возьмем живыми в качестве платы для Костяного парома.
— Ага, — быстро согласился Хрунгнир, и его глаза заблестели от такой перспективы. — Я не собираюсь возвращаться в эти проклятые пещеры!
— Тогда возьмем дорогую Скади, — сказал Скэфлок, и зловещий блеск вновь зажегся в его глазах. — Согласен?
Снага кивнул:
— При условии, что никто из вас не попытается украсть мою добычу. Гримнир мой!
— Если ты сможешь с ним справиться, — ответил Нэф, — он твой. Давайте разведем огонь и перекусим чем-нибудь теплым. Холод того проклятого места до сих пор пробирает меня до костей. — Он вздрогнул и сплюнул. — Ба! Как будто у этой пещеры есть глаза!
СЛУГА ИДУНЫ услышал топот обутых в сапоги ног, когда его добыча удалялась от входа в пещеру. Он ничего не почувствовал, ступая по темной тропе Андирэд. Ужас не мог ни за что зацепиться, и никакой Страх им не заинтересовался. Обитателям Гиннунгагапа ничего от него не было нужно, поскольку он не обладал ни жизнью, ни кровью, которых они так жаждали. Слуга Идуны был тенью и молча следовал за своей добычей, словно призрак, закутанный в серую ткань.
Но он не набросился на своих жертв, как только их ноги коснулись земли Ётунхейма, как кошка на несчастных мышей. Нет. Сила, которая оживляла его посиневшие, как у трупа, конечности, питала его мышцы и сухожилия, которая покрывала его разлагающийся скелет и придавала ему цель, — та мрачная и холодная нежизнь, которой веяло от скованных льдом вершин Нидафьолла, — эта сила процветала на отчаянии. Оно знало, что нужно выждать время. Пусть ужас перед Андирэдом ослабит свою власть над их умами. Пусть они расслабятся. Пусть едят, пьют и шутят. Пусть они очистят свои черные сердца, эти скрелинги, и ухватятся за соломинку надежды. Это сделало бы грядущее более вкусным и сочным; а пока что все начнется с самого маленького из них…