Тридцать футов.
Двадцать.
Гримнир видел, как мимо проносились деревья; он слышал хруст костей мертвой мордветтир и пронзительный крик живой. Мгновение спустя он и его сраженный враг встретились с твердой почвой Ётунхейма.
Кости ног хрустнули, тазы разлетелись вдребезги. Позвонки разлетелись, как бусины на нитке. Внутренние органы взорвались. Хлынула черная кровь. Черепа расплющились о замшелые булыжники, раскололись, и их содержимое растеклось по дороге.
И там, в тени Железной горы, вдали от земель Настронда, Гримнир, сын Балегира умер в объятиях мордветтир. Старуха-убийца услышала его последний вздох; она услышала единственное слово, которое он произнес, когда Забвение схватило их своими холодными руками.
В момент своей смерти, прижавшись ухом к губам Гримнира, мордветтир услышала, как тот прошептал:
— Скади.
15 МОСТ НИЩИХ
Произнесенное шепотом имя эхом разнеслось по вечности. Оно слилось с ветром, оно продолжало жить в шуме дождя. Птицы пели его как песню, а пронзительный крик насекомых усиливал его до невероятности.
Скади.
Оно было начертано на небе пальцами молнии, обращено к небесам в раскатах грома. Оно было в звуке набегающих волн, в грохоте падающих скал. Оно двигало камни земли и сотрясало кости Имира.
Скади.
Это было последнее слово, сорвавшееся с губ Гримнира, когда он встретил Смерть в Железном лесу Ётунхейма, и оно эхом разнеслось по ветвям Иггдрасиля…
Он слышит эхо этого имени, пробираясь сквозь заросли шиповника и терновника, прижав нос к земле, как гончая, ищущая какую-то ускользающую добычу. Он тащит ее обезглавленное тело за одну безвольную руку, снова и снова бормоча ее имя, пробираясь сквозь сугробы из мокрых листьев в поисках камней, которые несут на себе древний отпечаток Каменного народа, Круитни. Круитни, которые правили островом бриттов и зеленой жемчужиной Эриу в Западном море еще до того, как на Севере появился тиран Один. Круитни, которые возвели огромные кольца из стоячих камней в качестве храмов своему изначальному богу, называемому Пастухом Холмов. Он роется в земле в поисках какого-нибудь знака, потому что знает, что нацарапанные руны Круитни все еще хранят следы своего древнего могущества. И если он сможет найти что-то из их вещей, один из их камней — всего один! — тогда, возможно, он сможет заставить их расплатиться…
Скади.
Ее имя дразнит его. Воспоминание о ее голосе, о ее диких объятиях, о ее сардоническом взгляде янтарного цвета. Воспоминание о черной крови на пожелтевших зубах, о хрусте костей, о ее голове, лежащей у его ног. Его преследует ее последний миг, воспоминание о чертах, застывших в шоке, воспоминание о блеске, исчезнувшем из ее глаз.
Скади.
Он вгрызается когтями во влажную почву, пока в последний момент отчаяния не находит то, что ищет: основание кольца из восьми стоячих камней. Оно покоится в тени корявого дуба, несомненно, такого же старого, как Мидгард. Стихия истрепала камни, как зубы ётуна; покрытые терновником, они едва доходят ему до колен. Но даже несмотря на это, он чувствует, как накапливается сила, как что-то поднимается из глубин земли. Он безрассудно шагает по периметру камней.
— Ты не получишь от меня крови, дух земли! Только не в этот раз! Ты уже сыт ей по горло, так? Нар! Думаешь, я не знаю, кто сделал это со мной? Ты! Ты думаешь, я сумасшедший? Чего я не знаю, так это почему и как. Чего ты хочешь, жалкий пастырь деревьев? Ты хочешь отомстить за то, что я разбудил тебя много лет назад? — Он ощущает движение духов, словно холодный ветерок щекочет ему затылок; он слышит скрип ветвей деревьев, слабый стук камня о камень и погребальные стоны мертвых. В сырой темноте над головой каркают вороны. Но ответа не последовало.
— Фо! Тогда молчи. Но если ты можешь вмешиваться и потворствовать тому, чтобы я не умирал от одной смерти к другой, то ты можешь сделать это ради нее! — Он втаскивает обезглавленное тело в круг камней и выжидательно стоит над ним. — Я Создатель Трупов и Гаситель Жизней, Несущий Ночь, Сын Волка и Брат Змеи! Я из плоти и крови Имира! Верни ее, или — клянусь всеми своими именами! — я буду вырывать каждый корешок, пока не найду тебя! Ты слышишь меня, жалкий Пастух Холмов? Будь проклято твое черное и гнилое сердце!
Он чувствует, как духи отшатываются от его угроз. Они поднимают ужасную какофонию — душераздирающие вопли смешиваются с человеческими рыданиями и проклятиями — словно толпа, которая не знает, злиться ей или бояться. Его обдувает яростный ветер; ветви дуба трещат, но Гримнир стоит на месте, и один его глаз горит нетерпеливой яростью.