— Зубы Хель, — пробормотал Гримнир. — Я могу умереть где угодно и все равно всадить пол-ярда стали в череп этого проклятого змея, как только вернусь в Рим. Сколько у нас шансов вытащить этого жирного Радболга из огня, а?
— Ты это серьезно, не так ли? — Гиф усмехнулся; он наклонился, взялся за горловину сумки и взвалил ее на плечо. — Как я уже сказал, у тебя хватит мужества на десятерых, маленькая крыса. Только ты мог бы сказать Имиру, чтобы он ждал своего проклятого часа, пока ты будешь странствовать, чтобы вытащить потерявшегося товарища с Дороги Ясеня. Посмотрим, что эти уроды задумали, когда вернемся, и…
Гримнир взмахнул рукой, останавливая Гифа, прежде чем тот успел направиться в сторону реки. Младший скрелинг запрокинул голову, его ноздри раздулись:
— Ты чувствуешь этот запах?
— Я чувствую только эту проклятую голову.
— Нет, здесь другая вонь. — Гримнир втянул носом воздух. — Соль и пепел… речная грязь… Гьёлль. Но есть кое-что еще… черная кровь… гниющая плоть. Фо! Что-то не так, старый ты мерзавец. Смерть бродит где-то поблизости.
— Что ж, давай выведем ублюдка на чистую воду, — сказал Гиф. Он сбросил мешок; сталь заскрежетала, когда он вытащил меч из ножен. Гримнир обнажил Хат. В перекованных осколках Сарклунгра отражались жуткие зеленые огни Ётунхейма.
ПОДОБНО ВОЛКУ, выслеживающему свою добычу, Гримнир выполз из укрытия на краю Хрехольта. Он двигался в абсолютной тишине, каждый шаг был спланирован заранее; он держал Хат низко и обратным хватом, лезвие было прижато к предплечью. Гиф следовал на небольшом расстоянии позади и слева от Гримнира. Он тоже двигался как призрак.
Они оба чувствовали это — ощущение злобы, зловещего наблюдения; что-то наблюдало за ними, и это означало для них что-то плохое. Гримнир повел их по тропинке к руинам, венчавшим холм. Когда-то это была могучая сторожевая башня, возможно, построенная каким-нибудь военачальником-ётуном или чародеем, ищущим уединения. Каким бы ни было ее прошлое, неумолимый ход времени разрушил ее, как больной зуб. Теперь остались только полукруглая стена из покрытого лишайником камня, высотой в три роста Гримнира, разбросанный щебень и остатки резных и рифленых колонн. Тропой, с ее поворотами и заросшими травой ступенями, совсем недавно пользовались: множество следов, маленьких и больших, говорило о том, что здесь ходили. Однако Гримниру показалось любопытным, что все следы вели к руинам. Ни один из них не вел обратно…
МНОГО ДНЕЙ слуга Идуны стоял на одном и том же месте. Неподвижный, как статуя из китового уса и хрящей. Он не нуждался ни в отдыхе, ни в пище. Дни шли, и жажда его не мучила. И при этом он не чувствовал беспокойства или скуки. Он просто стоял там, совершенно неподвижно, в нише между двумя колоннами, скрытый таким глубоким мраком, что даже жуткое зеленое свечение ночного неба Ётунхейма не могло его коснуться. Он расставил приманку в своей ловушке, рассчитывая на врожденное любопытство жертвы, чтобы привести ее в зону досягаемости.
Теперь он наблюдал, как его добыча выходит из проклятого леса, блеск его глаз был скрыт полями шляпы с широкими полями. Он наблюдал, как пара скрелингов подкрадывается все ближе. Характерное зловоние слуги было замаскировано растущим запахом гниющей плоти. Его иссохшее тело было обернуто серой тканью. В руках он держал топор Нэфа. Хотя в нем не было необходимости, топор, тем не менее, был хорошим оружием. Страшным оружием. Он использует топор, чтобы расчленить свою жертву, отрубить ей голову и вернуть ее хозяйке.
Все, что ему было нужно, — возможность.
ГРИМНИР ПРЕОДОЛЕЛ последние несколько ступенек до уровня руин. Здесь пахло, как на скотобойне, и, когда его единственный глаз окинул изумрудный полумрак, он понял почему. Здесь и была бойня. Жестом свободной руки он привлек к себе внимание Гифа. Старший каунар поравнялся с ним; он проследил за кивком Гримнира и тихо присвистнул. В центре руин был костер, а теперь лишь остывшая груда пепла; вокруг него были разбросаны тела и их части. Мухи жужжали над высохшими озерами черной крови. Ближайший труп лежал на боку, его грудная клетка была разворочена каким-то чудовищным ударом, скорее всего, булавой или молотом. Гримнир толкнул его на спину носком ботинка. Он поморщился, узнав гниющие и изъеденные червями черты.