Кивнув, Гримнир подошел к задней части фургона. К тому месту, где его пронзил первый арбалетный болт. Ба! Почему я еще не умер? В зарослях осоки, все еще липкой от черной крови, он нашел свой длинный сакс, Хат, с костяной рукоятью, вырезанной в виде огромного северного дракона. Он схватил его. Железо заскрежетало, когда он вложил меч в ножны.
Гримнир отошел в сторону и, держа арбалет наготове, распахнул сломанную дверцу фургона. Голос, слабый и прерывистый, густой от слизи, поприветствовал его:
— Это… это сделано? Я п-прикончил его?
Скрелинг заглянул внутрь. В слабом свете костра он увидел измученного болезнью сицилийца в грязном гамбезоне, его изможденное лицо покрывали гнойные бубоны и некротические язвы; мужчина лежал среди багажа, неспособный ходить. На коленях у него лежал разряженный арбалет.
— Р-разве я…?
— Чтобы убить меня, нужны не такие, как ты, червяк, поющий гимны, — сказал Гримнир, появляясь в поле зрения. В слезящихся глазах мужчины мелькнул страх. Он поднял руку к рукояти арбалета. Однако его пальцам не хватило сил схватить его, так же, как и рукам не хватило сил перезарядить. Он снова осел. Гримнир кивнул в сторону передней части фургона.
— Где он, этот твой так называемый ангел, а? Где он прячется?
— Он ушел, — ответил парень.
— Ушел? Куда? Вверх по дороге? В болото? Говори громче, навозная крыса!
— Я… я не знаю. П-просто… ушел.
— Фо! Тогда какой от тебя толк? — Мужчина начал что-то говорить, но Гримнир поднял арбалет и всадил стрелу в открытый рот умирающего сицилийца. Он отбросил разряженное оружие в сторону, когда умирающий захрипел и задергал ногами. Гримнир порылся в узлах и тюках с припасами и выудил пузатую бутылку вина с длинным горлышком. Он вытащил пробку и сделал большой глоток. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он повернулся и посмотрел на двух солдат у костра. Они дрожали, их лихорадило; охваченные ознобом и кашляя, они прижались друг к другу, молясь и погрузившись в собственные мысли. При приближении Гримнира мужчины вздрогнули. Он подтолкнул одного из них бутылкой.
— Пейте, — сказал Гримнир. — Вам это нужно больше, чем мне. — Он отошел к дальнему краю костра и присел на корточки.
— Ты… ты убьешь н-нас прямо сейчас? — спросил копейщик, делая глоток вина и передавая его своему спутнику.
Гримнир нахмурился. «С чего бы мне это делать? Нар! Я позаботился о тех, кто этого заслуживал, например, о том болтливом священнике и его комнатной собачке, Пандольфо! И о тех двух уродах с их проклятыми арбалетами! Остальные из вас…» Гримнир цокнул зубом.
Факелоносец вздрогнул и заморгал.
— Вот… — начал он, взглянув на своего товарища. — В окрестностях Неаполя ходит легенда. Седобородые старики рассказывают о звере по имени хуорко, который принимает облик человека. Ты…?
Гримнир рассмеялся, звук был такой, словно камни скрежещут друг о друга.
— Да, драгоценный дурак, — ответил он. — Я он, и даже больше. Куда вы все направлялись, а? Как вы оказались втянуты во все это?
Копейщик взял бутылку у другого и приложился к ней.
— Мессина, — сказал он, смахивая капли с нижней губы. — Мы направлялись в Мессину.
— Энрико… — произнес факелоносец с ноткой осторожности в голосе.
— Ну и что с того, Уго? — спросил Энрико, показывая на полупустую бутылку. По его щекам текли слезы. — Какое это имеет значение? Мы уже мертвы, ты и я. — Он вытер глаза тыльной стороной ладони. — Мессина, как я и сказал. Мы возвращались из Кротона, где Пандольфо был по делам герцога. Мы встретили фра Бенвенуто…
— Священника?
— Да, мы встретили его в холмах Регия, и он нуждался в нашей помощи. Сначала Пандольфо отказывался, но священник явил нам Ангела Господня, и мы смирились.
Гримнир даже не попытался скрыть насмешливую ухмылку.
— А священник? Куда он направлялся?
— В Авиньон, — ответил Энрико. — Через Рим. Но он не мог справиться в одиночку, потому что — как он выразился — за ним гнался дьявол. Пандольфо вызвался помочь ему, и плевать на герцога Джованни. А потом ты начал убивать нас. — Наконец оба мужчины подняли глаза и встретились с ним взглядом. Он увидел гнев, кипящий в глазах фанатика, и жажду мести.