Ньол взревел от нестерпимой боли. «Грязная маленькая крыса!» — закричал он, брызгая слюной. Его рука со щитом была бесполезна; тем не менее, он развернулся всем телом по кругу — удар слева должен был снести Гримниру голову.
Скрелинг смотрел на меч Ньола, на острое, как бритва, железо, горячее от его крови. Улыбаясь, он перехватил запястье своего врага, когда лезвие повернулось с ошеломляющей скоростью. И, хотя каунар сопротивлялся и бился изо всех сил, Гримнир удержал руку Ньола вытянутой, выбил из-под него ногу… и ударил локоть ублюдка своим коленом.
Кость хрустнула.
Меч выпал из онемевших пальцев.
И Ньол, военачальник Каунхейма, правая рука Манаварга, погибший в битве с асами в Железном лесу, закричал и подавился, когда длинные пальцы Гримнира с черными ногтями впились ему в горло. Затем, торжествующе усмехнувшись, Гримнир вырвал хрящ, который был трахеей Ньола, перебив артерии с обеих сторон. Каунар захрипел и умер.
Оставшиеся Истинные Сыны Локи бежали.
Гримнир отшвырнул труп Ньола в сторону. В толпе разгромленных каунаров он заметил самого хозяина Каунхейма — стройного Манаварга. Рядом с ним стояла та ведьма, Идуна. Улыбка Гримнира стала шире; он слизнул кровь со своей руки, подхватил упавший меч Ньола и пошел за ними.
— СОБАКИ И отродья собак! — Манаварг выпрямился во весь рост. Его хлыст с оглушительным треском рассек воздух. — Вы убежали от этих свиней? — В каждом слове сквозило презрение. — Этих скрелингов? Где ваши хребты, вы, уроды? Где бесстрашные парни, которые стояли на моей стороне против тиранов Асгарда? Где мои Истинные Сыны Локи?
Его горящий взгляд и презрение остановили опустошенных боем каунаров. Без Ньола, который руководил ими, они просто слонялись без дела, тяжело дыша. Некоторые развернулись и снова сомкнули щиты, черпая остатки мужества у своих товарищей по обе стороны. Постепенно их потрепанная стена из щитов восстановилась.
— Пусть они прикроют твой отход, — сказала Идуна, поравнявшись с Манаваргом, и ее голос превратился в тихое шипение. — День потерян.
— Неужели? — прорычал он, поворачиваясь. — Мне следовало бы лишить тебя жизни, ведьма! Это поражение — твоя…
— Нас предали! — ответила она, ударив по земле концом своего посоха. — Разве ты не видел? Подношение было сделано! Соглашение было заключено!
— Тогда почему мы уступаем землю им?
— Потому что сьйоветтиры сбежали, — прошипела она. — Они сбежали от него! — Она мотнула головой в сторону Гримнира. Обнаженный по пояс и перепачканный кровью, скрелинг держал свои пальцы на горле Ньола.
— Это невозможно! — сказал Манаварг.
Желтые глаза Идуны снова обратились к вождю Истинных Сынов.
— Только не для чего-то, вызванного из глубин Гиннунгагапа, из Воющей Тьмы.
— Ты думаешь, этот Гримнир настолько могущественный колдун?
— Нет, — сказала она. — Я вообще не думаю, что он один из нас. Я думаю, что он был призван, Чужак, который облекся в плоть скрелинга. Я думаю, что кто-то стремится истребить Истинных Сынов, милорд.
Это откровение заставило Манаварга вздрогнуть:
— Кто? Балегир? Кьялланди?
— Возможно. — Губы Идуны скривились в гримасе отвращения. — Но я думаю, что истинным виновником был тот, кто называет себя Снага.
— Этот скраг? — Манаварг начал расхаживать взад и вперед, словно лев, запертый в клетке своими врагами. — Каким образом?
— Я выясню, милорд, — сказал Идуна. Она оглядела поле. Гримнир встретился с ней взглядом; его единственный глаз вспыхнул во мраке, когда он слизнул кровь Ньола со своих пальцев. Он наклонился и поднял упавший меч. К ним устремились другие, в том числе — с мрачным изумлением отметила она — ее сын-идиот, Гиф. — Но не сейчас. Нам нужно уходить, пока еще есть время.
Манаварг проследил за ее взглядом. Его губы сжались в тонкую линию.
— Парни! — сказал он. — Займите свои позиции! Образуйте линию! Сомкните щиты! Не продавайте свои жизни задешево! Умрите здесь, умрите сейчас, во славу Каунхейма! — Оставшиеся Верные Сыны повторили его крик, обернулись и сурово посмотрели в лицо своей судьбе. Обращаясь к Идуне, Манаварг сказал: — Твори свое колдовство, ведьма!
Идуна нахмурилась. Хотя она и не могла сравниться в дьявольском мастерстве с Воющей Тьмой, ведьма из Каунхейма не была бессильна. Слова полились с ее губ, соединяясь в мощные строфы и двустишия. Своим посохом — и используя Манаварга как якорь — она очертила вокруг них широкий круг, напевая, пока дерево царапало землю. Там, где посох касался земли, высокая трава буйно разрасталась, скручиваясь и оплетая саму себя, образуя что-то вроде клетки. Манаварг искоса посмотрел на ведьму, которая достала из-за пазухи маленький шелковый мешочек. Она высыпала на ладонь горсть серебристой пыли. Опустившись на колени, она надула щеки и сдула пыль по кругу. Сплетенная трава у их ног приобрела металлический оттенок. Идуна встала, подняла руки, обнажив бледную плоть, покрытую татуировками в виде виноградных лоз и рун, и закричала: