Он присел на корточки, его здоровый глаз осмотрел пол. Невдалеке он заметил костяную рукоять своего сакса, наполовину погребенную под обломками рухнувшей крыши. Бормоча проклятия, он подполз к нему, разгреб обломки и поднял упавший клинок. Гримнир выпрямился. Хат с сердитым шипением скользнул обратно в ножны. Темнота вокруг него была гнетущей, воздух — спертым. Единственным источником света было слабое свечение далеких звезд, просачивающееся сквозь дыру над головой. Даже белокожий с кошачьими глазами был бы слеп и бродил бы, спотыкаясь, в растущем отчаянии. Но не Гримнир. Его единственному глазу хватило слабого сияния небесного свода, чтобы увидеть свое затруднительное положение.
Он находился в сводчатом помещении, под каменными сводами и контрфорсами из красноватого кирпича. Дыра, в которую он провалился, находилась в тридцати футах над его головой, ее края были неровными; кирпичи вокруг крошились, в местах, где от них отваливались куски, были щели. Камни были скользкими от плесени, оставшейся после осенних дождей. Он подумал, что достаточно топнуть ногой, и вся эта проклятая крыша обрушится на него. Гримнир откашлялся и сплюнул; в этом направлении спасения не было, поэтому он сосредоточил свои усилия на поиске другого выхода.
— Это отвратительный подвал. — Гримнир выплюнул струйку слюны, застрявшей между его зубами. — Вдали от дыры все стало черным, как в заднице у Хель, и быстро! Лабиринт укромных уголков и трещин, и все они ведут в никуда. Ха! Ничего, кроме крыс и старой керамики. Я не мог разглядеть свою руку, даже если бы помахал ею перед лицом. Я совершенно заблудился. Имир, забери этого одноглазого ублюдка и его фокусы!
— Как тебе удалось выбраться, если ты опять там не умер?
Гримнир сверкнул зубастой усмешкой:
— Использовал свою голову, вот как! Позволил своему носу вести себя. Почувствовал запах проточной воды, легкий привкус свежего воздуха и, наконец, наткнулся на старую решетку в полу…
Гримнир опустился на колени. Его пальцы коснулись покрытых ржавчиной железных прутьев. Из-под них он почувствовал прохладу и свежесть воздуха и услышал журчание бегущей воды. Здесь, в недрах этого места, тьма была настолько полной, что даже его совиное зрение не могло помочь. Хотя он ничего не видел, у него был нюх охотящегося волка. Он двигался без колебаний, без страха. В самом деле, чего ему было бояться в темноте? Врага? Ха! Не здесь, не больше. Он сам был чудовищем, обитающим в тенях.
Скрелинг обхватил грубые прутья своими пальцами с черными ногтями и с презрительной легкостью вырвал железную раму решетки из старого раствора, который скреплял ее веками. Он отбросил ее в сторону, не обращая внимания на шум, и исследовал края отверстия, которое оно прикрывало. Оно было достаточно большим, чтобы крыса его размера могла пролезть, хотя и с трудом; он прищурился, ничего не видя, но слыша звук воды, бегущей по искусственному каналу. Его ноздри раздулись; он уловил легкий запах свежего ночного воздуха, а вместе с ним и землистый запах мха на мокром камне.
— Не канализация, — пробормотал он, и его голос нарушил тишину. Уже нет, по крайней мере. Вода, которую он почувствовал, была свежей — или, в любом случае, достаточно свежей. Он вспомнил ручей, протекавший под стеной, недалеко от того места, где он проскользнул в Рим. Должно быть, это часть того водотока. Он осторожно спускался в дыру, пока его обутые в сапоги ноги не нащупали опору.
Вода была неглубокой — едва доходила ему до щиколоток, — но она была быстрой и холодной, а камни — предательски скользкими. Он присел на корточки. Гримнир предположил, что вода стекала по пологому склону, вероятно, из холмистой местности вокруг Аппиевых ворот, мимо этих руин и попадала в сердце древнего города. Продвигаться вперед будет нелегко. Он не мог стоять прямо; узкие проходы туннеля и низкий потолок заставят его сильно пригибаться, и ему придется ползти, как крабу, если он надеялся пройти по нему. И, подумал он, медленно скривив губы, для этого ему придется снять кольчугу.
Гримнир встал. Он прислонился к стене туннеля и снял оружейный пояс, отложив его в сторону. Затем он снял кожаные ремни своего хауберка с медными пряжками и сбросил его. На ощупь, без посторонней помощи, он сложил кольчугу с серебряными вставками и свернул ее в узел, закрепив оружейным поясом. Он сунул сакс в середину свертка, чтобы не потерять его, потом еще раз проверил, крепко ли сидит Хат в ножнах, а кольчуга на месте, прежде чем снова присесть на корточки. Гримнир выдохнул; он оглядел камни вокруг себя. «Упокой свои кости, великий Имир», — пробормотал он, по-крабьи протискиваясь в туннель…