Его волосы встали дыбом. Скрелинг испытывал чуждое чувство пристального внимания. Что-то наблюдало за ним. Что-то нечеловеческое. И на мгновение ему показалось, что он наткнулся на убежище Нидхёгга.
— Воздух, однако, был другим, — говорит Гримнир. — От этого проклятого змея исходит зловоние. Его ни с чем не спутаешь. Понюхай его хоть раз, и ты его никогда не забудешь — как рыбьи потроха, сваренные в рассоле, крови и железе. Нар! Это было что-то другое…
Гримнир выбрался на открытое место, дерзкий и надменный, одна рука покоилась на рукояти длинного сакса. В тумане у реки вырисовывались руины. Влага блестела на выщербленном камне или капала с осенней листвы, покрывавшей разрушенный фасад древнего храма. Между опрокинутыми мраморными плитами, как грибы, росли грубые лачуги под навесами из выцветшей ткани; их стены из подобранного на свалке камня и дерева покосились, как пьяницы. Он чувствовал, как внутри прячутся скорчившиеся тела; он слышал, как у них перехватывает дыхание, когда они вздрагивают от каждого звука; как они бормочут молитвы своему Пригвожденному Богу. Здесь был Страх, бродивший по пространству между звезд. Вместе с ним пришли его кровожадные собратья: Безумие, Насилие и Смерть.
Ноздри Гримнира раздулись. Его губы растянулись, обнажив пожелтевшие зубы в гримасе ненависти. Это была его стихия.
Оливковые деревья росли по обе стороны изрытой колеями грунтовой дороги, которая проходила через заросший сорняками Форум. Там, где теперь бродили коровы, щипля траву, когда-то римляне выставляли напоказ носы разбитых кораблей; там, где теперь среди осыпающихся камней ютились лачуги, когда-то безумец по имени Сулла вывешивал списки с именами своих врагов, как реальных, так и воображаемых; там, где теперь росли овощи, когда-то тощий фат по имени Цицерон призывал своих соотечественников-римлян отвергнуть тиранию Луция Катилины. Здесь, в тени величия Рима, преследуемый его беспокойными призраками, Гримнир остановился. Он сделал медленный круг, широко расставив руки.
— Покажись, собака, — сказал он. — Если мое присутствие здесь оскорбляет тебя, тогда подойди и задай мне взбучку, если посмеешь!
Ничего.
Ни один звук не достигал его чутких ушей.
Из темноты не появилось ни единого силуэта.
— Я так и думал. — Гримнир усмехнулся. — Тогда убирайся, кто бы ты ни был! — Он откашлялся и сплюнул в ночь. И прямо перед ним, в тумане, на пределе досягаемости его слюны, открылась пара желтых глаз.
Каждый был размером с его кулак.
Гримнир отпрянул; Хат рванулся из ножен. Хотя скрелинг сам был существом из Древнего Мира, он, тем не менее, почувствовал, как по спине пробежал непривычный трепет атавистического ужаса, когда эти глаза поднялись, простираясь даже выше его роста; на высоте, вдвое превышающей рост высокого человека, появилась фигура, очертания которой скрывались в клубящемся тумане: морда и слюнявые челюсти гигантского волка.
— Незаконнорожденное дитя Севера, — произнес призрак твердым и гортанным голосом. Он втянул носом воздух, затем выдохнул. — Оркадии… да, я помню ваш род. Благородный Марий притащил вашего вождя в цепях из Нумидии. И теперь ты осмелился вернуться? Ты осмелился нарушить мой покой?
Гримнир усмехнулся.
— Ни один из твоих гребаных свиней, римлян, не заковывал в цепи ни одного вождя моей крови, ты, лживый негодяй! А что касается того, что я осмеливаюсь… Я осмеливаюсь поступать по-своему, не прося у тебя ни капли прощения! Фо! Иди спать, ландветтир. Мои дела тебя не касаются.
Тварь зарычала и испустила низкий рев; она закружилась вокруг Гримнира.
— Ландветтир? Я — Lupa Romae, Римская волчица, и все, что происходит в пределах померия Вечного города, — моя забота! А теперь отвечай мне, дитя Оркадии, иначе я схвачу тебя и обглодаю до костей!
Гримнир, однако, не отступил.
— Ссал я на твой померий, — сказал он с издевательским смешком. — Вечный город? Ха! Я ссу и на него! Твои дни прошли, маленькая волчица! Посмотри на себя… худая и истощенная, как собака, прикованная цепью к своей конуре и забытая своими хозяевами! Теперь это владения Пригвожденного Бога. Забирайся обратно в ту нору, из которой выползла, и оставь меня в покое. Мое поручение…