— Это не удача, — ответил Балегир, его глаза сузились, и он задрожал, вспомнив, как быстро вернулся Гримнир. — На нем наложен гейс, подобного которому я никогда не видел. Убей его, и он тут же вернется. Что бы это ни было за колдовство, оно дает ему преимущество.
— В этом-то все и дело, ага? — Снага встал. — Вдали от Настронда ни у кого из нас нет преимущества. Продырявь ему брюхо в Ётунхейме, и он будет таким же мертвецом, как и все мы, гейс или нет. После этого он уже не вернется. Запомни мои слова, одноглазый: я принесу тебе его голову, а остальное оставлю червям. Мы с тобой одного мнения?
Балегир встретился взглядом со скрагом:
— Да.
Кивнув, Снага наклонился и перерезал веревки, стягивающие лодыжки Балегира.
— Ты можешь передать весточку моим сыновьям?
Снага приложил острие ножа к веревкам, стягивающим руки Балегира.
— Могу.
— Тогда пошли слово двум из них, Хрунгниру и Нэфу, и прикажи им от моего имени собрать Скэфлока и ту шайку разбойников, которую он называет кланом. Эта мымра — его дочь, и если он хочет вернуть мое расположение, он приведет ее к дверям Чертога Одина, если понадобится!
Нож Снаги перерезал жесткие волокна. Последний разрез — и последние путы, связывавшие Балегира, упали…
И, подобно нападающему тигру, Лорд Красного Глаза вскочил на ноги, одной рукой обхватив Снагу за горло. Балегир нес скрага назад, пока его худые плечи не врезались в стены хижины из дерева и глины. Все сооружение содрогнулось от удара. Лицо Балегира оказалось в нескольких дюймах от лица Снаги, зубы были оскалены в гримасе ненависти.
— Ты осмелился связать меня, как раба, ты, кусок грязи?
Снага никак не отреагировал. Хотя этот необыкновенный красный глаз пытался сверлить его собственный, он не вздрогнул. Он не вздрогнул от мерзко пахнущего дыхания Балегира и не попытался вырваться из его хватки с черными ногтями. Нет, покрытое белой краской лицо Снаги оставалось бесстрастной маской, хотя кожа под ним потемнела от недостатка дыхания. Губы скрага зашевелились.
— Что ты сказал, коротышка?
Снага ответил хриплым голосом, почти шепотом. «Партнер… или пешка?» Он перевел взгляд вниз. Балегир проследил за его взглядом.
Нож Снаги был зажат между ними, его острие было нацелено в сердце Балегира. Один толчок, одна судорога, и Балегир снова оказался бы во власти этих скрагов. Скрелинг медленно кивнул.
— У тебя есть яйца, вынужден признать, — сказал он, убирая с горла Снаги по одному пальцу за раз, прежде чем отступить. Остальные — Кётт, Крысокость и молчаливый Ред — стояли наготове, обнажив клинки. — Если бы у вас у всех были яйца такого размера, как у него, остальные из нас, возможно, дважды подумали бы, имея с вами дело. Это твоя игра, скраг. Давай поднимемся наверх, оближем задницу Манаваргу и посмотрим, хватит ли еще меда во всем этом уксусе, чтобы вернуть мне трон…
ВЫРВАВШИЙСЯ ИЗ скалы и почвы на том конце Настронда, Корень представлял собой всего лишь узловатый кусочек Иггдрасиля, наименьший из его корней; усик, покрытый швами, шрамами и поросший серо-зеленым мхом. Несмотря на это, он возвышался над островом, словно гора, сделанная из древесины ясеня. И Каунхейм, город Истинных Сынов Локи, был высечен на его склонах.
Со зловонных улиц города скрагов, спрятавшегося в тени Корня, Снага повел Балегира по мосту; под ними в пещере, образованной нижней стороной Корня, бурлило озеро Гьёлль. Песня сьйоветтиров эхом доносилась из глубин, где они прятались, надеясь на объедки со стола Манаварга — предателей и клятвопреступников, которым перерезали горло и сбрасывали с высот Каунхейма.
Мост вел к подножию Лестницы из тысячи ступенек. Это была единственная улица города: множество ступенек, площадок и ответвлений, которые вели вверх по обращенной к острову стороне Корня. Фонари излучали бассейны света, освещая завешенные двери, ведущие в комнаты, вырубленные в самом дереве; узкие извилистые переулки убегали, словно норы личинок, в самую сердцевину ясеня. Эти нижние уровни были отданы скрелингам, которые поклялись поддерживать знамена Манаварга, пехотинцам и лакеям, чья кровь была слишком нечистой, чтобы претендовать на красный плащ Истинных Сынов Локи. Суровые, волчьи лица поднимались от кружек с элем, от игры в кости, от точильных камней, когда Балегир и Снага проходили мимо. Их красные глаза были угрюмы, полны ненависти; глаза их неряшливо одетых женщин горели желтым огнем честолюбия и жадности. Среди них Балегир увидел лица, которых не видел со времен Маг Туиред.