И комната эта была выполнена в старинном русском стиле: высокая деревянная кровать, покрытая лоскутным одеялом, а не дорогим покрывалом, основательная мебель из дуба, цветные занавески на окнах, вязаные половички на полу, стульях и небольших креслах. Лена стеснялась такого убранства и часто просила родителей заменить мебель, но отец смотрел так печально, что она замолкала, а потом жаловалась мне. Она вообще казалась приёмной дочерью, потому что не признавала ничего русского, стремясь во всём походить на девиц из глянцевых журналов. А выйдя замуж, воплотила все свои мечты в жизнь: стала лощёной светской львицей.
Вот и сейчас девушка, лежащая на кровати, не вписывалась в эту комнату. Пусть и была она похудевшей и грустной, но дорогие салоны не дали возможности потерять блеск волосам и красиво сделанным бровям. А вот кожа приобрела какое-то сияние, чего не мог дать ни один салон красоты. А взгляд? Нет, совсем не грустный, а какой-то задумчивый, вглядывающийся в себя. Неужели? Присев на край постели спросила:
– Ты беременна?
Лена встрепенулась, помолчала, потом кивнула и разрыдалась.
– Ты чего? – попыталась обнять, но она отбросила мою руку.
– Теперь Руслан и не взглянет на меня. Я же стану толстой и неуклюжей, а лицо подурнеет, наверное.
– Глупышка, – я погладила её по плечу. – Ты когда последний раз смотрелась в зеркало?
– А чего я там не видела? – равнодушно спросила Лена. – Уже подурнела, да?
– Наоборот. Ты стала такой загадочной.
– Что? – подруга с удивлением уставилась на меня, видимо ожидая, что я рассмеюсь, но поняв, что я не шучу, переспросила: – Загадочной?!
– Не просто загадочной, – пояснила я, – а такой одухотворённо-возвышенной. Я бы сказала ― воздушной.
– Да ну, – не поверила Лена, быстро встала, открыла дверцу шкафа, где было большое встроенное зеркало, и принялась рассматривать свою фигуру. А через минуту приблизилась вплотную, чтобы изучить лицо.
– Я ничего такого не вижу, – надула губы, точно обиженный ребёнок.
Я подошла сзади, положила руки на худенькие плечи и сказала ласково:
– Ты и не увидишь. Это видно только со стороны.
– Только ты видишь, – чуть не плача, сказала подруга. – Ты особенная. Сразу поняла, что я жду ребёнка. Даже родители до сих пор не догадались. Думают, что я переживаю по поводу ссоры с мужем.
Начав массировать плечи, сказала:
– Это видно всем, кто захочет увидеть. Думаю, Светлана Петровна давно догадалась, но ждёт, когда ты сама признаешься.
– Ой, она же намекала, – Лена повернулась, обняла меня:
– Прости! Ты самая лучшая подруга, какие только бывают, – и разрыдалась.
Усадив будущую мамочку на постель, я начала поглаживать её плечи и спину, нашёптывая успокаивающие слова. Подруга всхлипнула последний раз и заснула. И была она в этот момент так красива, что я пожалела, что этого не видит Руслан.
Я сидела рядом и думала о том, как же это прекрасно – дать начало новой жизни. И была уверена, что у Лены родится дочка. Будет она светловолосой и кудрявой, смешливой и открытой – вся в деда, а Руслан будет её баловать, чем вызовет недовольство тестя. Но девочка вырастет скромной и весёлой.
Откуда это я знаю? Ах, вспомнила племяшку. Она тоже была такой забавной. Была? И где теперь? Ой, какая племяшка? У меня же и сестры-то никогда не было. Была – твердило внутреннее чутьё ― и не одна, а две.
Начав анализировать пришедшие мысли, почувствовала, как разболелась голова. Хорошо, что в комнату заглянула мать Лены и знаком позвала выйти.
На кухне она налила мой любимый чай с мятой (он меня всегда успокаивал и придавал сил, а мята была своя, выращенная на даче, а не купленная на рынке) и спросила:
– Успокоилась?
– Заснула. Почему вы раньше мне не позвонили, Светлана Петровна?
Женщина всплеснула руками:
– Так Леночка не велела. Она не хотела, чтобы ты нажаловалась Руслану.