— Украла мою брошь! Думала, я не замечу?! — продолжала кричать баронесса, не обращая внимания на ошеломленный взгляд Элизы.
На шум из комнаты вышел Рудольф. Он нахмурился, пытаясь понять, что происходит. Увидев баронессу, волокущую Элизу по коридору, он почувствовал, что ничего хорошего эта сцена не предвещает. Он слишком хорошо знал характер своей тетки и ее способность раздувать из мухи слона. Он также понял, что баронесса тащит Элизу в покои герцога, и это его насторожило.
Рудольф быстро подошел к ним, перегородив дорогу.
— Что здесь происходит? — спросил он резко, глядя на баронессу. Та, не ожидавшая его появления, на мгновение опешила, но тут же снова зашлась в крике.
— Эта воровка украла мою брошь! Я требую, чтобы ее немедленно отвели к Герцогу!
Рудольф, не желая выяснять отношения перед всеми слугами, резко открыл дверь своих покоев и буквально втолкнул обеих женщин внутрь.
— А теперь объясните мне спокойно, что случилось, — сказал он, закрывая за ними дверь и опираясь на нее спиной. В его голосе звучала сталь, и баронесса, несмотря на всю свою ярость, почувствовала, что ей лучше выбрать более сдержанный тон. Элиза же стояла молча, пытаясь прийти в себя после этого неожиданного нападения. Она чувствовала себя пойманной в капкан, из которого не было выхода. Ловушка захлопнулась. Элиза стояла посреди роскошной, но холодной гостиной, чувствуя, как к горлу подступает удушающий ком страха. В руках баронессы, словно змея, свернулась знакомая брошь Марии.
Всё произошло так быстро, что Элиза не успела даже опомниться.
— Вот! — прошипела баронесса, резким движением открывая ладонь. На ее бледной коже мерцала брошь с крупным изумрудом, окруженным россыпью мелких бриллиантов, — та самая брошь, которую Элиза нашла в парке.
— Эту брошь я не могу найти с того самого дня, как эта… появилась в замке, — продолжала баронесса, с нажимом произнося последнее слово и бросая на Элизу испепеляющий взгляд.
— А сегодня я нашла брошь в её комнате.
В голосе баронессы звучало столько яда, что Элизе показалось, будто воздух вокруг нее сгустился и стал отравленным. Рудольф, который до этого слушал Элизу с нескрываемым интересом, теперь смотрел на нее с настороженностью. В его глазах читались сомнение и разочарование.
— Фройляйн Шмидт, — обратился он к ней, его голос был холоден и ровен, — эта та брошь, о которой вы мне только что сообщили?
Элиза молча кивнула, чувствуя, как ее губы дрожат. Она хотела что-то сказать, объяснить, но слова застряли в горле. Она смотрела на Рудольфа, ища в его глазах хоть каплю понимания, хоть малейший намек на доверие, но видела только ледяное безразличие. В этот момент она поняла, что осталась совершенно одна в этом враждебном мире, полном интриг и обмана.
— Хорошо, фройляйн. Можете идти в свою комнату. До дальнейших распоряжений оставайтесь там, дальше мы разберемся сами, — произнес Рудольф, жестом указывая на дверь. В его голосе не было ни капли сочувствия, только холодное равнодушие. Он открыл дверь и словно отстранился, позволяя Элизе удалиться. Она вышла из гостиной, чувствуя на себе взгляды баронессы и Рудольфа, словно два острых кинжала, вонзающиеся ей в спину. Закрыв за собой дверь, Элиза прислонилась к ней, пытаясь сдержать слезы, подступающие к глазам. Она не знала, что ее ждет дальше, но одно было ясно: она должна бороться за свою невиновность, даже если ей придется противостоять всем обитателям этого мрачного замка.
*****
Стены Айзенберга шептались. Каждый камень, каждая тень, каждый шорох ткани в длинных коридорах намекал на скрытую историю, пропитанную тайнами и ложью. И в самом сердце этого клубка интриг находилась баронесса фон Келлер, женщина, чье ледяное спокойствие скрывало вулкан кипящих страстей.
Родство с герцогом Альбертом открыло ей двери в мир роскоши и привилегий. Но золотая клетка Айзенберга оказалась для нее тюрьмой, а брак с бароном фон Келлером — медленной и мучительной казнью. Она помнила тот день, когда ее, юную и полную наивных мечтаний графиню, выдали замуж за амбициозного и расчетливого барона. Это был брак по расчету, сделка, заключенная двумя влиятельными семьями ради укрепления своего положения.
Барон, не лишенный ума и предприимчивости, быстро завоевал доверие герцога Альберта. Он виртуозно плел интриги, умело манипулировал людьми и всегда находил выход из самых запутанных ситуаций. Благодаря его связям и дипломатическому таланту герцогство процветало, а казна пополнялась. Герцог, не вдаваясь в подробности методов своего советника, щедро вознаграждал его за успехи, закрывая глаза на слухи о его «вольных поступках». Слухи эти, словно ядовитый дым, проникали в каждый уголок замка, оседая горьким налетом на душе баронессы.
Она знала об изменах мужа. Знала о его тайных встречах с придворными дамами и служанками, о подарках, которые он им дарил, о шепотках за ее спиной. Каждое новое известие было словно удар кинжала в сердце, разрывая его на кровавые клочья. Но она молчала. Молчала, скрипя зубами и сжимая кулаки, потому что понимала: скандал может разрушить не только ее жизнь, но и положение ее семьи.
Дети, Фридрих и Гретхен, были для нее единственной радостью и единственным смыслом существования. Ради них она была готова терпеть всё: холодность мужа, презрительные взгляды придворных, грызущее чувство одиночества. Она создавала видимость идеальной семьи, играя свою роль с безупречным мастерством. Никто не должен был знать о боли, которая разъедала ее изнутри. Ведь скандал в герцогской семье был недопустим. Это было неписанным законом Айзенберга, законом, который баронесса была вынуждена соблюдать, даже ценой собственного счастья.
— Объясните, милая тетушка, — мягко начал Рудольф, его голос, хотя и спокойный, прозвучал в наступившей тишине словно раскат грома.
— Какие у вас претензии к этой девушке?
Его движения были неторопливы и изящны, но в них чувствовалась стальная сила. Его голубые глаза, обычно лучистые и добрые, сейчас были холодны как лед.
— Она воровка! — резко крикнула баронесса, теряя самообладание.
Рудольф окатил ее ледяным взглядом. Хотя Рудольф был моложе, но его статус был выше. Но дело было не только в статусе. Все, кто близко знали Рудольфа, понимали, что это настоящий Айзенберг. Он мог быть очаровательным и милым мальчиком, но он был очень властный и жестокий. Непоколебимый, верный своему слову, чести и престолу. Поэтому даже его легкие намеки всегда воспринимались однозначно.
Рудольф видел эту брошь на служанке Марии раньше и поэтому ни капли не сомневался в правдивости слов Элизы. Но его терзало непонимание. Почему его тетка, баронесса, так предвзято относится к Элизе? Что за этим стоит? В его взгляде, устремленном на тетку, читался немой вопрос.
Баронесса мигом все поняла. Она не дура.
— Ну… я, возможно, ошиблась… — пробормотала она, отводя взгляд.
— Это было так похоже… Может быть, я просто перепутала… Кстати, Рудольф, ты уже выбрал себе костюм для маскарада? — она поспешно попыталась перевести разговор на другую тему, нервно теребя кружевной воротник своего платья. Ее щеки покрылись ярким румянцем, а в глазах мелькнул страх. Она поняла, что перегнула палку и чуть не выдала себя.
Рудольф продолжал молча смотреть на нее, его взгляд был непроницаем. Он не собирался так легко отпускать эту историю. Он чувствовал, что здесь скрывается что-то больше, чем просто неприязнь к гувернантке. И он был полон решимости докопаться до истины, чего бы ему это ни стоило. В воздухе завис немой вызов.
— Фрау фон Келлер, за ужином вы принесете извинения фройляйн Шмидт, — отчеканил Рудольф, не отрывая взгляда от баронессы. В его голосе не было и тени той легкой иронии, с которой он обычно разговаривал с родными. Сейчас в нем звучала сталь, холодная и непреклонная. Баронесса, знавшая племянника как облупленного, поняла, что спорить бесполезно. Когда он обращался к ней официально, используя титул «фрау фон Келлер», это означало, что он не допустит никаких возражений.