— Ты меня уже убил, на трупе станцевал и тащишь теперь за одну ногу к сточной канаве. Что за мысль?
— Еще бы маски достать.
— В смысле карнавальные? — окончательно опешил Гор, — зачем???
— Черепа прикрыть. На случай если доведется эту компанию по улицам вести. И в бою выглядит страшно. Сам знаешь, похожие личины на боевых шлемах порой такую оторопь наводят…
— А ведь верно, леший мне под куртку, — оживился Гор, — шлемы, конечно, нам не достать, а вот маски… Помнишь, зим пять назад до нас из столицы докатилась очередная дамская мода? Вся женская половина дворянского сословия лица скрывала за подобными украшениями. Жан тогда все верно рассчитал. Мы загодя закупили большую партию и, когда пришло время, очень хорошо набили кошельки на продаже… Я поищу по закромам. Кажется, где-то должны были остаться… Слушай, давай проветримся немного, прогуляемся до ювелира, посмотрим, что у него за товар.
— С превеликим удовольствием.
— Тогда надевай тулуп, приказчик. И не страдай так… Короткий меч я тебе дам. У вас приказчиков короткие клинки в моде.
— Честное слово, ну почему не купец?
— Статью не вышел. Когда жиры накопишь, тогда милости прошу.
***Туров встретил Ильма пронизывающим влажным ветром и пасмурным небом. В городе властвовала оттепель, и улицы потерялись в палитре черно-белых и серых красок. Высокие сугробы просели и подернулись грязным налетом. С крыш то и дело под звон веселой капели сваливался снег. Плотный наст под ногами превратился в полупрозрачное, невероятно скользкое покрытие. Воронье, немного оживившееся от нежданно пришедшего тепла, переругивалось хриплыми голосами где-то там наверху, среди бесчисленных печных труб и ржавых флюгеров. В остальном же обычная дневная суета не претерпела существенных изменений.
Ильм не ошибся, предполагая, что дом, в котором он коротал время, находится где-то в портовых кварталах. Стоило выйти на свежий воздух, как в глаза сразу бросились облупленные фасады зданий, украшенные пятнами сырости, белье, болтающееся на веревках прямо над головой, бедно одетые прохожие. Ставка Рубаки, так последнее место своего проживания определил для себя некромант, снаружи тоже имела вид самый неприглядный — закрытые некрашеными ставнями окна, местами облетевшая штукатурка, и даже плесень на надземной части фундамента. Улица, на которой она располагалась, Ильму была мало знакома, но вполне типична для этих мест — узкая, извилистая, во множестве мест пересеченная еще более узкими улочками и переулками. "Улица Кривой руки" он даже не прочитал, а наполовину домыслил почти стертые непогодой и временем
руны, проступающие на покосившейся табличке. Перед глазами всплыл план города. Самый настоящий медвежий угол. Западная окраина. Из достопримечательностей одна городская стена. До порта далеко, до западных ворот тоже не близко. Зато рядом тот самый злополучный Темный пустырь и безлюдный, скалистый морской берег. Ильм море и связанную с ним романтику не любил, считая себя от рождения человеком сухопутным, поэтому мысли о неласковых свинцовых волнах, разбивающихся неподалеку о камни, не задели внутри его никаких потаенных струн. Куда интереснее было гадать, где же располагается тот самый загадочный ювелир. Пока ясно было лишь одно — где угодно, но только не в этих угрюмых трущобах. Если только этот золотых дел мастер не находиться под постоянным присмотром Рубаки… Хорошо бы у него отыскались все десять камней. Хорошо бы Томаш нашел нужных людей и дал отмашку к началу поисковых работ. Скорее бы все это закончить. Отчитаться перед своим новым работодателем и добраться до горла Лоскута. Лоскут, Лоскутик ты мне расскажешь все. И ответишь за все содеянное. Почему-то нет никаких сомнений, что смерть Санти дело твоих нечистых рук. И любопытно будет узнать, куда тянуться ниточки от проклятой камнеломки…
Гор всю дорогу молча шедший чуть впереди, неожиданно обернулся к Ильму, видимо, желая что-то сказать, и вдруг как-то сразу поскучнел.
— Что-то случилось? — некромант попытался придать своему голосу как можно более беззаботный оттенок.
— Ради всех богов, объясни мне, что у тебя с лицом.
— А что с ним? — Ильм для пущей достоверности потрогал щеки пальцами.
— Ты сам на себя не похож, — тревожным шепотом сообщил Гор, — нос как у старого алкоголика, подбородок больше стал. Уши какие-то мясистые, прямо лезут из-под шапки… Ты не заболел случаем?
— Это не болезнь. Это чары маскировки.
— Мне это слово сегодня оскомину на языке набьет, но все рано я его произнесу еще раз — зачем?
— Я считаю, что бороды и шапки не достаточно, чтобы утаить себя от людей, знающих меня в лицо.