Ильм покачнулся.
— Я на воздух, пожалуй, пойду, — он судорожно вздохнул.
— Иди, только руки на себя не вздумай накладывать сгоряча.
— Целый труп хочешь получить? — с трудом ворочая языком, поинтересовался Ильм.
— Не без того. Чего добру попусту пропадать? С хорошими мертвецами сейчас туго. Война-то кончилась.
— Выйди на большую дорогу…
— Не могу. Кодекс не позволяет.
Ильм не счел нужным продолжать это пустой разговор и, покачиваясь, как кукла, шагнул за порог. Зимняя стужа, вопреки его ожиданиям, не оказала на него отрезвляющего действия. Неярко светило сквозь облака солнце, лес вокруг жил своей незаметной жизнью, в небе парила птица, но все это происходило помимо Ильма. Так, во всяком случае, ему казалось. Да и могло ли быть по-другому. Привычный круговорот жизни уже катился помимо него.
Ильм медленно побрел в сторону деревьев, почти не ощущая холода. В голове плескался вязкий кисель из обрывков мыслей.
Неожиданно стало трудно дышать.
Ильм, как рыба, хватая ртом воздух, поравнялся с вековой елью и ухватился руками за ее шершавый ствол. Голова его внезапно закружилась.
Он прикрыл глаза, пытаясь унять безумный хоровод, и потерял сознание…
***…. — Эй, ты очнулся, или как? — твердая рука участливо потрясла некроманта за плечо, — точнее жив или нет?
— Очнулся, — с совершенно безразличным видом отозвался Ильм, — жив.
— Все ясно, — Гор с невозмутимым лицом уселся рядом и принялся развязывать веревку, туго стягивающую горловину походного мешка, — хворь душевная тебя иссушает. Будем изгонять.
Ильм отвернулся и уставился неподвижным взглядом в одну точку. Непринужденное поведение ночного мастера, откровенно говоря, его раздражало. Раз увязался следом, так посиди тихо, дай человеку в себя придти. Так нет, надо обязательно языком всякую чушь молоть.
— Вот погляди-ка на это, — Гор еще раз толкнул его в плечо, — чего ты башку-то отвернул? Я что для себя стараюсь?
— Оставил бы ты меня в покое.
— Не могу, брат. По вполне понятным причинам. Да и тебе вредно в одиночестве сидеть. Теперь у тебя расклад простой — либо на серьезное дело отвлечься, либо драку добрую учинить, либо напиться. Дел у нас пока серьезных нет, драться мы можем сейчас лишь меж собой, но это, я думаю не выход. Остается одно верное средство — напиться.
— Напиться это хорошо, — задумчиво заметил некромант, — ладно, леший с тобой, показывай, что там у тебя припасено.
— Смотри, — Гор извлек на свет узкую бутылку из темного стекла, — орочье вино семилетней выдержки. Из Черноречья. На травах настояно. Я в минуты роковые только им и спасаюсь. Все печали растворяет.
— Знаю я эти вина, — недоверчиво проворчал Ильм, — особенно те, что у нас городе продают. Самогон на сон траве настоят, да вишневой наливкой разбавят. Умельцы, чтоб их перекосило… Настоящее орочье вино редкость в наших краях. Сам пей, я даже мараться не стану.
— Напрасно, — не на шутку обиделся ночной мастер, — вино самое что ни на есть натуральное. Стану я на бурду всякую деньги швырять. Или ты полагаешь, что я не в состоянии подделку от оригинала отличить? В благородной компании тебя за такое изъявление недоверия к барьеру бы пригласили.
— Так пригласи, — некромант не смог удержать в себе рвущиеся наружу негативные эмоции. Ну и что из того, что перед ним бывалый боец сидит. Он тоже не вчера за клинок взялся… Гор поиграл немного желваками на скулах, и показал некроманту неприличный жест.
— Обойдешься. Пей лучше, пока предлагаю, — он зубами вытянул длинную пробку и протянул бутылку.
— И что ты ко мне привязался? — со вздохом принял подношение Ильм.
Из горлышка пахло довольно сносно. Да что там сносно, хорошо пахло, настолько хорошо, что сразу появился соблазн проверить на вкус содержимое. Некромант, недолго размышляя, так и поступил. Вино оказалось чуть горьковатым на вкус, и очень терпким. Действительно настоящий травяной аромат. И травы явно нездешние. Неужели действительно из Черноречья?
— Сколько ты за нее отвалил?
— Оценил таки, — немного оттаял Гор, — десять серебряных центуриев отдал. Как записку от твоих друзей прочитал, так и решил, что придется тебя на ноги ставить, если ты прежде мне голову не оторвешь, от печали великой.
— Скажешь тоже…
— Ты бы себя со стороны видел… Слушай, — на лице бандита появилось просительное выражение, — может, пойдем, а? Чего здесь высиживать? Нам еще побрякушки с Вороньего холма забирать, а вино и на ходу употребить можно.
— Идем, — согласился Ильм, чувствуя, что сумрак на душе немного рассеялся, — только обещай, что сразу после того как амулеты заберем, оправимся в Туров, прямиком в какую-нибудь таверну.