Ильм опустил голову и скривился, словно отведал кислятины.
И что теперь прикажете делать? Новоиспеченный сержант хуже неупокоенного мертвеца. Последнего хоть магией приложить можно, а представителя власти придется уважать, всячески подчеркивая его значимость. Тем более такого…
Отто соизволил обратить свой хозяйский взор на группу в темных рясах, когда Ильм подвел отряд почти к самой башне. Он не стал, как раньше подбегать навстречу. Он просто принял пластичную позу и упер руку в кольчужный бок, так чтобы нашивка на рукаве была видна всем.
Некромант, крепя сердце, принял условия игры и склонил голову. Впрочем, ровно настолько, чтобы ясно видна была пропасть лежащая меж просветленным служителем Единого и неотесанным солдафоном.
— Куда путь держите, благочестивые? — голос сержанта прозвучал неожиданно спокойно и уверенно.
— Мы желаем покинуть пределы этого дивного города, — так же спокойно и уверенно ответил ему Ильм.
— Пошлина за выход две серебряные монеты.
— У нас нет денег, — некромант уже трижды пожалел о том, что кошелек его оказался под рясой. Не будет же он сейчас ее поднимать и демонстрировать честному народу вполне цивильное платье, да еще плащ, намотанный на пузо. Эх, Томаш…
— Правила для всех одни. Для персон мужского и женского пола людской расы, а равно с ними и иных племен разумных идущих пешком через врата городские установлена пошлина в два серебряных центурия, — казенным голосом отозвался Отто.
— У нас миссия была особенная.
— А мне какое дело?
— А позволь, мастер сержант, поговорить с тобой немного в стороне.
— Изволь, — в глазах Отто вспыхнул алчный огонь, — с духовным лицом пошептаться не грех. Все к Единому ближе.
Они отошли на несколько шагов в сторону. Сержант при этом успел недовольно взмахнуть рукой и стражники, столпившиеся вокруг, сразу же разошлись в стороны.
— Сын мой, не впадай в грех сребролюбия, — мягко посоветовал некромант.
— А иначе, что? — выпятил грудь Отто.
— Видишь ли, сын мой, — задушевно продолжил некромант, — я и братья мои оказались здесь не просто так. Мы принимали тайну исповеди у одной очень влиятельной персоны…
— И что теперь?
— Персона эта тебе знакома…
— Да ну?
— В полуночном Турове она очень известна…
— Хм…м
— Мне кажется, сын мой, что ты уже немного узрел путь истинный…
— А…
— Сей человек так искренне хотел вкусить сладость истинного света, что мы не посмели взять с него и медной монетки…
— Э…
— Он пообещал, что мы сможем покинуть город свободно…
— Так, — Отто поскучнел, — а меня никто не предупреждал.
— Тот добрый человек обещал воздать старшему стражу сей башни по содеянному. Жди сын мой и награда тебя найдет.
— Кто он?
— Прозвище его оскверняет язык мой. Но он уже на пути к спасению. Тот предмет, что к копыту лошади приставлен его имя.
Отто глубоко задумался.
— Сын мой, — Ильм кротко посмотрел на сержанта, — обрети дар речи, Единым тебе дарованный. Не оскверняй слух мой молчанием.
И тут, о нежданное спасение, к ним вальяжно подошел Томаш. Первым делом помощник Гора с удивлением воззрился на обновку бывшего капрала.
— А где Виле?
— Ногу подвернул, — Отто без всякого сомнения, узнал Томаша, — прямо на службе с утра. Я за него служу. Чего желаешь?
— Увидал братьев благостных, — важно промолвил Томаш, — очень хотел благословление получить. Едва успел… Хорошо, что ты беседу здесь завел. Кстати, о чем?
Отто потупился.
— Мы о вечном глаголили, — пояснил Ильм.
— И как вечное?
— Как прежде непостижимо. Сын мой, если ты столь страстно желаешь получить благословение, то сделай милость посодействуй скромным служителям Ордена. Оплати за нас пошлину.
— О, — Томаш расплылся в улыбке, — завсегда. Два серебрянных, если мне память не изменяет? Верно, капра… сержант?
— Верно, — подбоченился Отто.
— Получи.
Сержант принял мзду и убрался с дороги.
Ильм отдал про себя команду к движению и поспешил покинуть пределы Турова. Томаш колонну замыкал, но сразу за стенами резко подался вперед и поравнялся с некромантом.
— Вот леший, — помощник Рубаки, подергал себя за бороду, — вот так выверт. Кто бы мог подумать?
— Ты вовремя на месте оказался.