Вернувшись с ночной прогулки, Яков чувствовал какой-то невероятный душевный подъем. Как хорошо, когда можешь делать то, что хочется! Когда не нужно наступать себе на горло, ставить во главу угла кем-то, а то и самим собой выдуманные запреты. Что он сделал, чего нельзя было делать?!
Увлекся молоденькой девочкой, замирая от счастья, сжимал ее в объятьях, когда она бросилась искать у него защиты от каких-то привидевшихся монстров, танцевал с ней, целовал ладошку и запястье. На прощание опять поцеловал руку. И вот сейчас (верх безумия!) понес косточку в качестве знака внимания.
Яков Платоныч! Вы в своем уме? Интересный вопрос! А что можно у кого –то занять и пользоваться чужим? Конечно, в своем, и счастлив, как никогда. Пусть никогда их пути больше не пересекутся, но воспоминания о том, что он был живым человеком, способным позволить себе слабости, всегда будут согревать его Душу. Да, вот в чем проблема. Он по определению не мог быть слабым. «Штоль» - крепление, столб, опора – основа его фамилии.
Как бы ему хотелось стать опорой для Ани, такой внутри трепетной и нежной, прячущейся за обликом сорванца. Но есть как минимум три НО. Одно из них – клятва, данная самому себе. Клятва – не жениться никогда. Потому что…Он вспомнил события четырехлетней давности…
***
Рогозин позвонил в три часа дня.
-Штолян, будь другом, заедь ко мне в отдел после работы. Надо кое-что под выпить обсудить, - вопреки своему обычному балагурству, он был предельно серьезен, даже скорей озабочен.
Яков никогда не задавал лишних вопросов, и поэтому в семь часов вечера уже переступил порог рогозинского кабинета. Там его ждал по-спартански, без излишеств, накрытый стол – бутылка коньяка, лимон, сыр.
- Ну, здорово, братишка! – радушно воскликнул здоровяк Рогозин и заключил друга в свои медвежьи объятия. Однако видно было, что он делает хорошую мину при плохой игре, потому как в глазах его читались растерянность, смущение и огорчение.
- Не юли, - знавший друга, как свои пять пальцев, Штольцев понял, что разговор какой-то неприятный предстоит. – Что случилось?
-Давай сначала выпьем, а потом и поговорим. В конце концов, когда мы с тобой виделись?
Арийская выдержка Штольцева начинала сдавать позиции.
- Саня, давай наливай и рассказывай, не тяни кота за все подробности,- глухо сказал Яков, даже не представляя, что могло выбить из колеи Рогозина, здоровому пофигизму которого можно только позавидовать.
-Наливаю, рассказываю. Только пообещай, что без глупостей.
- Клянусь подругой матери! Выкладывай, - Штольцев взялся за бутылку, налил в две рюмки. –Ну! – с нетерпением начал подгонять он друга.
- Выпьем!
Они выпили.
- Короче. Что б ты знал, и не было потом сюрприза.
«Всё хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут и жизнь легка.
Ни одного, печального сюрприза,
За исключеньем пустяка»
Всплывшая в памяти песенка с явно черным юмором однозначно резонировала с тем, чем Рогозин никак не мог разродиться.
- Яшка, твои заслуги перед Отечеством заслуживают самых высоких похвал. Но капля дегтя добавилась благодаря твоей супружнице. Из достоверных источников стало известно, что Жанна хлопотала за тебя с переводом и… отблагодарила. Ну, сам понимаешь, как…
После этих слов у Якова внезапно перехватило дыхание, стало невозможно дышать, будто вдохнул раскрошенную стекловату. Он поверил ему сразу, не столько потому, что они друзья, сколько потому, что всегда чувствовал, что в душе Жанны есть места, которые ему так и не открылись…
Яков побледнел и с такой силой поставил рюмку на стол, что та, решив, что в чем-то виновата, откинула ноги, то есть ножку. Попросту разбилась. Отрешенно посмотрев на нее, Штольцев понял, что только что испортил изящного посредника между янтарным содержимым бутылки и желудком.
На автопилоте взяв пластиковый стакан из упаковки возле кулера, он наполнил его до краев потенциальным антидепрессантом и залпом выпил. Понимая, что поступает не по этикету, извинился. Но Рогозин готов был отказаться от участия в коньячном марафоне, лишь бы только друг справился с этим потрясением.
В том, что с Жанной они не ладили, еще не было ничего страшного. Штольцев стоически переносил ее истерики, капризы. Но это была его женщина, которую он выбрал своим идеально выстроенным логичным умом. Он не понимал, что значит Любовь, страсть и считал, что в семье главное – уважение и подходящий по основным критериям партнер.