Анна просто удивилась умственной близорукости этой женщины. С чего бы это рядового сотрудника послали в Москву на полный пансион да еще и на месяц? Тем более, что библиотека не то место работы, которое способно финансировать подобные мероприятия. На вопрос, как девушка себя вела после возвращения, мать ответила, что никаких особых изменений не заметила. Наташа всегда была себе на уме.
Новоиспеченный следователь растерялся. Однако сдаваться не собирался.
- Ольга Михайловна, а можно я гляну на комнату Вашей дочери. Может, там какие-нибудь зацепки можно найти?
- Да заходите, я там ничего не трогала…, - разрешила хозяйка, смахнув слезу.
Комната, в которой обитала Наташа, являла довольно резкий контраст со всеми остальными помещениями. Похоже, мать с дочерью жили в разных мирах. Роскоши, конечно не было. Но вокруг царил идеальный порядок, даже можно сказать педантичный, если не считать толстого слоя пыли на всем. «Как комната старой девы», - почему –то подумалось Анне. Единственное, что не вписывалось в концепцию Синего чулка, это так называемая Карта желаний, висевшая над диваном.
Многие, наверно, в своей жизни пытались визуализировать свои мечты, с замиранием сердца наклеивая на ватман картинки роскошной жизни, как бы притягивая весь этот шик в свою собственную. И некоторые утверждали, что им это помогло. Анна улыбнулась про себя: «Ну что ж, блажен кто верует!»
Она уже хотела отвернуться от этого наивного коллажа из лимузинов, замков, дорогих шуб и райских островов, как вдруг ее взгляд зацепила какая-то деталь. Анна еще раз окинула взором чужое великолепие …и замерла. Вместо принца голубых кровей, Бреда Питта или Данилы Козловского в центре композиции было изображение мужчины, распечатанное на черно-белом принтере. Приятное, даже с налетом благородства лицо какого-то нордического типа. С честным и грустно-усталым выражением глаз.
«Та-а-ак», - глубокомысленно про себя произнес сыщик. И что не так? Анна осторожно отогнула край бумаги и легонько потянула на себя. Ну конечно! Черно-белый незнакомец произвел на Наташу такое впечатление, что затмил и, как следствие, закрыл собой Джорджа Клуни, вырезанного из глянцевого журнала и наклеенного сюда раньше. Охваченная азартом, она испросила разрешения Сидоркиной заглянуть в компьютер дочери. На ее счастье, пароля на нем не было.
Пролистав журнал за несколько недель, Анна увидела, что единственный сайт, на котором зависала одноклассница, был сайт знакомств. И преобладала в нем переписка как раз с этим загадочным джентльменом.
Эрнест, уроженец Дрездена, приехал в Россию строить бизнес. Сейчас есть все – загородный дом, квартиры, машины, но не хватает близкого по духу человека. Ищет скромную, чисто русскую девушку, с открытой душой, верную и преданную. Готов свою избранницу носить на руках и обеспечить жизнь в роскоши.
Анна похолодела. Это ж надо быть такой дурой, чтобы поверить в эту лапшу. Бизнесмен, у которого минуты расписаны, проводит часы в интернете в поисках загадочной родственной души. Жуть. И вот финал. Они договариваются о встрече, он ее приглашает пожить у него в загородном доме и благородно заверяет, что никаких посягательств без ее согласия не будет. Слово потомственного барона.
Смутно догадываясь, что что-то подобное ждет ее и в доме Лидии, Анна, включив на кроссовках пятую скорость, понеслась к ее родителям.
Мать Лиды Кречиной была домохозяйкой. Она имела возможность не работать благодаря супругу-предпринимателю и от скуки начала жить жизнью дочери. Она сопровождала ее всюду, не оставляя одну нигде. С мальчиками встречаться запрещала, на школьные вечера не пускала. Как иногда бывает с людьми, не так давно разбогатевшими, Татьяна Васильевна пыталась забыть не совсем благополучное детство, и поэтому все силы прикладывала, чтобы у Лидочки жизнь была другая, на другом уровне.
Они ездили отдыхать за границу, за покупками отправлялись в Москву. Но всех молодых людей, с которыми Лида пыталась завязать отношения, мама категорически забраковывала. Она считала их недостойными ее дочери.
В результате материнской заботы Лида из просто скромной девочки превратилась в зажатую, закомплексованную барышню, не смевшую слова сказать против родителей.