— Помню, — пролепетала Анна. Она помнила — светло-салатовый шелковый платок, призванный оттенять декольте изумрудного цвета платья.
— Я ещё тогда поняла, что ты — настоящая!
Она смотрела с такой нежностью и гордостью, что на глазах Анны наворачивались слёзы.
— Понятно, — презрительно фыркнул Бел, прерывая их совместный момент воспоминаний и нежности. — Ну, раз Мастер — иди, чини, — кивнул он на проклятое платье.
Анна сглотнула. Прямо вот так? Идти и чинить?
И медленно, поправляя юбку и опуская глаза, пошла на подкашивающихся ногах к платью. Мимо строя минотавров — огромных, шумно дышащих, провожающих масляными взглядами. Всё казалось, что смотрят они на юбку. И то, что в ней. И вроде юбка не красная, как тряпка тореадора, в всего-то тёмно-вишнёвая, благородного цвета «бордо»! А пялятся как… как быки на новые ворота!
Она поднялась на пьедестал. Не оборачиваясь, глубоко вздохнула, выдохнула, настраиваясь. И нахмурилась, снова сосредотачиваясь. Итак, где там туфли?
Туфли, конечно, никуда не делись. Обе валялись на лестнице, посверкивая перламутровыми боками в свете, наконец, успокоившихся летающих свеч.
Анна собрала их и, поправив на носу очки, стала рассматривать.
Подошва, мысок, кантик, стелька. Всё было бесскверно. Но пушок необычного зайца — кристального — был просто восхитителен и притягивал взгляд. Анна ласково тронула легкие шерстинки и… тут же стала разглядывать внимательнее. На одной туфле. На второй. На одной. На второй!
— Вот! — воскликнула она, вскидывая туфлю. — Вот разгадка!
Лиза, быстрая как высококлассная «джаноми», мгновенно оказалась рядом, буквально взлетев на помост:
— Где?! — и уставилась на туфли, словно они её родные!
Анна осторожно раздвинула пушинки и триумфально показала середину опушки.
Там, скрытая за слоем тонких волосков, лежала крошечная залысинка с торчащим вверх коротеньким кончиком нити.
— Что это? — удивилась Лиза.
«Белый бычок» подошёл ближе — пьедестал экспозиции задрожал в такт от его тяжёлой поступи. И, оказавшись рядом, он навис над Анной и выдохнул через огромные расширившиеся ноздри:
— Что?
Воздух от его дыхание обдал жаром и даже сдул чёлку со лба. Анна сглотнула и торопливо зашептала:
— Вот, смотрите! На второй туфле хорошо видно — опушек крепится в этом месте с помощью маленькой бусинки. Мне кажется, это жемчужинка. На этой туфле она есть, а на этой — вот, пожалуйста! — только кончик нитки!
— Оборвалась? — выдохнула Лиза.
— Найдём! — резко выдохнул Бел и повернулся к ожидающим минотаврам: — Ребят! Всем на поиски!
Минотавры без вопросов бухнули кулаками по груди и разбрелись по залу. Каждый подозвал к себе летающих свеч и пошли нарезать круги по помещению, внимательно рассматривая полы. Бел и сам не остался в стороне и стал оглядывать прилегающую к помосту часть. Да и Лиза быстро подключилась, споро побежав по залу.
А Анна, глянув на это действие, снова переключилась на туфлю. Оказывается, достаточно вот такой малюсенькой и постороннему взгляду невидимой детальки, чтобы целое волшебство убежало из платья! Но самое главное не в этом…
— Постойте! — она помахала туфлей, добиваясь общего внимания. — Нитка не оборвана! Она отрезана!
Лиза сообразила первой и снова, как обычно, кулачками зажала себе рот, смотря на подругу расширившимися глазами.
— Та-а-ак, — с ужасающим спокойствием протянул Бел. Его мохнатое ухо нервно дёрнулось, а из ноздрей снова дохнуло жаром. Минотавр выпрямился и окинул взглядом всех, кто был в помещении: — Никому не покидать зала до приезда ищеек! Ясно? Дело переходит под контроль Инквизиции…
— Инк… ик!.. нинк?.. цик? — на Анну внезапно напала икота. И ноги стало потряхивать, словно помост качается.
Лиза бросилась к ней, обняла, горячечно зашептала на ухо:
— Не бойся! Не бойся! Это я…! Я виновата во всём! Я не должна была тебя сюда тащить! Нельзя было, слышишь?.. Но теперь всё равно. Ты здесь… Но тебя отпустят, поверь мне, отпустят! Ведь кто им поставит обратно эту жемчужину, если её найдут?! Кроме тебя — некому. Ты же Мастер!
Анна стояла столбом, обводила зал, заполняющийся какими-то странными, нечеловеческими существами, а в голове, как в плохо смазанном механизме, дергающим, путающим, рвущем нить единой мысли, хаотически металось всякое лоскутная ерунда. Но сквозь неё просматривалось яркое, золотом вышитая буква — «М». И Анна с некоторым удивлением понимала, что — нет, это уже не из Булгакова. Это уже тут, в её жизни, трепетное и суровое, лежит на судьбе клеймом, и ничем не стереть…