Вечером она вернулась домой и, никому не говоря ни слова, легла. Живота у нее как не бывало.
С тех пор девушку стали звать удаганкой Алысардах.[14] Спустя немного времени она вышла замуж за шамана Сыгыньяха.
— Не те нынче шаманы, не одолеть им злого духа, — подтвердила удаганка слова мужа.
«Если даже эти старцы говорят такое, то кто же тогда мне поможет?..» — пришел в отчаяние Харатаев.
— Неужели это так безнадежно? — чуть не плача, спросил он. — Умоляю, помогите!..
Шаман Сыгыньях даже не пошевельнулся. Узкие глаза его смотрели в одну точку.
Харатаев с тяжелым вздохом вышел во двор подбросить коню сена. За изгородью, на самой верхушке высокой лиственницы он увидел черного ворона. От испуга ноги плохо подчинялись старику, словно одеревенели.
Старик торопливо, косясь на ворона, достал из переметной сумы гостинцы — две бутылки водки и два конских ребра — и вернулся в юрту.
Увидев на столе водку и жирную конину, хозяева сразу повеселели.
— Ребра разрубите помельче, — попросил Харатаев.
Шаман проворно встал и разрубил мясо на мелкие кусочки. Харатаев наполнил водкой большие глиняные чашки.
Удаганка, чтобы проверить крепость водки, плеснула немного на огонь и осталась довольна.
Когда была опорожнена вторая бутылка, у хозяев языки развязались.
— Если постараться, можно отогнать злого духа, — заплетающимся языком сказал шаман. — Но поскольку злой дух — ваша плоть, — ясновидец многозначительно поднял палец, — ему понадобится приданое. Большое!.. И не менее трех шаманов… А иначе не одолеть его нам.
— Все будет, как скажете, — с надеждой в голосе ответил Харатаев. — Кого из шаманов позвать?
Шаман и удаганка переглянулись.
— Это надо подумать, кое с кем поговорить. — Шаман достал бубен. Слегка пошатываясь, он подошел к камельку и под бубен запел:
Харатаев понял: шаман созывал своих демонов. Вот-вот он заговорит с ними о чем-то своем, сокровенном… Сыгыньях застыл, наклонившись вперед, слушая слетевшихся к нему демонов. Так прошло несколько минут. Удаганка не обращала на мужа ни малейшего внимания Харатаеву показалось, что шаман парит в облаках.
— Пригласите шамана Няка, — отдуваясь, сказал Сыгыньях и вытер рукавом вспотевший лоб. — У него только один демон, Чэмэй, ну да леший с ним, за подручного сойдет. Подготовьте жертвенное животное — необъезженную пегую кобылицу в белых яблоках. Велите поймать ее в табуне и привязать покрепче… — Шаман долго и подробно объяснял, что и как нужно подготовить, и предупредил, что все это должно держаться в строжайшей тайне.
— Все будет так, как вы сказали, — пообещал Харатаев.
— Ждите нас перед самым закатом через трое суток.
— Подводу за вами прислать?
— Да-да, непременно. Но никто, кроме возницы, не должен знать, куда и за кем послана подвода.
— Все будет сделано, как велите.
— Чтобы к этому времени шаман Няка был у вас в доме. Но смотрите, никому не проговоритесь. Шаман Няка проезжал мимо и заглянул к вам по дороге.
— Я понял, — закивал головой Харатаев.
— Вторым шаманом будет она. — Сыгыньях показал глазами на удаганку Алысардах.
От Сыгыньяха Харатаев поехал в Чочуйский наслег к шаману Няка, чтобы упросить его покамланить.
С большим трудом в диком табуне была словлена пегая кобылица в белых яблоках, с крутым загривком, круглым крестцом. Она, храпя, вертелась у коновязи и била копытами.
Батраки по приказу хозяина приволокли из лесу полуистлевшее бревно и топором вытесали идола, напоминающего женщину. Потом стали наряжать идола. Надели высокую шапку с бобровым околышем, с рысьей обшивкой на затылке, с красными суконными подвязками и серебряной бляхой. На уши повесили серебряные сережки, на шею — серебряное ожерелье, похожее на сверкающий обруч. Надели дорогую шубу с разрезами. Низ и верх у шубы покрыты бобровыми шкурками. Подпоясали гарусным кушаком шириной в аршин, украшенным бахромчатой кистью. На ноги натянули вышитые бусами замшевые торбоса, на руки — рукавицы из волчьих лапок с бобровой оторочкой. Во все это должна была одеться Майя, переезжая в дом мужа.