Отец поманил ее к столу:
— Садись, милая, поговори с батюшкой по-русски.
Девочка нерешительно подошла к столу и присела.
— Расскажи-ка, дитя, чему обучил тебя твой учитель? — спросил священник.
— Чтению, письму, грамматике, алгебре…
— Алгебре? — удивился гость.
— Истории русского государства.
— А какие книги ты читаешь?
— Стихотворения Александра Сергеевича Пушкина, повести Николая Васильевича Гоголя, басни Ивана Андреевича Крылова…
Священник, не очень сведущий в русской литературе, не скупился на похвалы и попросил девочку показать свои книги и тетрадки. Майя метнулась в свою комнату, принесла оттуда целую горку книг и тетрадей. Священник листал тетради, причмокивал языком и восклицал:
— Удивительно!.. Такие познания в науках. Непостижимо!..
Семен Иванович сидел с застывшей от счастья улыбкой, не сводя с дочери глаз, а Ульяна, часто моргая глазами, и смеялась и плакала.
Священник открыл наугад одну из книг и спросил, какое стихотворение Майя, больше всего любит.
— «Сеятель», — бойко ответила девочка.
— Расскажи, а я послушаю, — попросил гость.
Майя встала и громко, с выражением, как учил ее Аркадий Романович, стала читать наизусть:
— «Сеятель». Стихотворение Николая Алексеевича Некрасова:
— Вознагражу русского, вознагражу! — сказал голова, движимый самыми лучшими чувствами. — Ничего не пожалею!
— Ну, а теперь расскажи, какие ты знаешь молитвы? — Священник отодвинул книги и тетради.
Ни одной молитвы Майя не могла прочитать. Закона божьего тоже не знала. Аркадий Романович говорил, что перед вступлением в гимназию научит ее этим «премудростям», пока, мол, нечего забивать голову.
— Ты не учила молитв? — Лицо священника помрачнело.
Майя ответила, что Аркадий Романович сам не молится и ее никаким молитвам не обучал.
— В какой страшный грех вверг тебя, дитя мое, сей безбожник! — Священник с укоризной посмотрел на родителей. — Господь не простит…
— Бога нет, — желая успокоить гостя, сказала Майя. — Ни бога, ни чертей. Все это выдумки священнослужителей.
Священник даже поперхнулся, лишившись дара речи. Лицо его еще больше покраснело, глаза налились кровью, жидкая бороденка затряслась. Он молча вылез из-за стола, чем страшно удивил Семена Ивановича и Ульяну.
— Кто сей учитель? — Священник ткнул коротким толстым пальцем в книги и тетради. — Кто сей еретик, внушающий греховные мысли?..
— Батюшка… отец, этот русский из самого Петербурга… политссыльный. Что, он неправильно обучал моего ребенка?
Священник широко развел руками и постучал себя пальцем по лбу.
— Да вы в своем ли уме, Семен Иванович?.. Политическому преступнику вверили воспитание отроковицы… Этому вероотступнику!..
— Батюшка, я неграмотный, темный человек, откуда я мог знать?.. Мне его рекомендовали как очень образованного и порядочного человека…
— Кто рекомендовал?! — надрывая глотку, закричал священник.
— Господин Капитонов…
— О господи, какой грех на себя приняли!.. Какими надо быть слепцами!
Майя, забившись в угол, дрожала. В глазах у нее стоял ужас.
Священник подошел к ней и, положив руку на голову, успокаивающим тоном сказал:
— Дитя мое, грех твой велик, но бог милостив. Молись ему денно и нощно, и он простит тебя.
Харатаев повернулся к божнице и стал неистово креститься. Священник посмотрел хозяину в спину и, не попрощавшись, вышел.
Вечером из Вилюйска вернулся Аркадий Романович. Харатаев встретил его на пороге громким криком и бранью. Он грозился упечь Эхова на каторгу, сгноить в тюрьме.
Учитель пытался что-то объяснить, но разгневанный голова не давал ему слова сказать и не разрешил даже переночевать в доме…