ГЛАВА II. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ПРАВЯЩИХ КРУГАХ КИТАЯ В СВЯЗИ С ОБСТАНОВКОЙ В СИНЬЦЗЯНЕ (60-70-е гг. XIX В.).
1. МАНЬЧЖУРЫ И СИ-ЮЙ В XIX В. Активная внешнеполитическая деятельность, в частности, захватнические войны Цинской империи в период правления императора Цяньлуна, завершилась включением в ее состав ряда сопредельных территорий, в том числе Джунгарии и Восточного Туркестана. С тех пор народы этого региона неоднократно выступали против завоевателей, опиравшихся на ряд крепостей, расположенных в ключевых зонах района и военные поселения маньчжуро-китайских войск. Восстания уйгуров и дунган, вспыхнувшие в 1862-1864 гг. по своему размаху и силе превзошли предыдущие. Возмущение дунган вспыхнуло в 1862-62 гг., в последний год правления Сяньфэна (Ичжу: 1851-1862 гг. правления) в провинции Шэньси, оттуда перекинулось в Ганьсу и далее, в Джунгарию и Кашгарию, которые возмутились в 1854 г. После столетнего цинского господства в Синьцзяне ("Новой территории, границе"), власть маньчжуро-китайского дома была свергнута. С устранением цинской администрации на территории Синьцзяна в течение 1865 г. там было создано несколько самостоятельных государств (ханств) уйгуров и дунган: Кучарское, Хотанское и Кашгарское в Восточном Туркестане, Таранчинское ханство со столицей в г. Кульдже и Дунганский султанат с центром в Урумчи (Цинчжэн го). Исторические условия сложились так, что в 1867 г. три восточнотуркестанские ханства были объединены в единое феодально-теократическое мусульманское государство, которое возглавил наследник бывших теократических правителей Кашгарии - кашгарских ходжей - Бузрук-хан. В том же году власть в кашгарском государстве Йэттишаар (Семиградье) перешла в руки одного из полководцев Бузрук-хана, выходца из Коканда Якуб-бека (1820-1877). В январе 1878 г. цинские войска, возглавляемые китайским военачальником Цзо Цзунтаном, ранее принимавшим, наряду с Цзэн Гофанем и Ли Хунчжаном активное участие в жестоком подавлении восстания тайпинов, а также восстаний мусульман в провинциях Шэньси и Ганьсу, вновь захватили этот регион, а через несколько лет (в 1885 г.) Синьцзян был преобразован в одну из провинций Китая. Молодое государство Йэттишаар оказалось в трудном положении, так как неизбежность военного столкновения с Цинами была очевидной, экономическая же отсталость государства Якуб-бека, а конкретно, отсутствие там военной промышленности, были налицо. Все эти факторы заставляли Якуб-бека, с одной стороны, искать поддержки у иностранных держав, а с другой - пытаться добиться от цинского правительства признания права на существование своего государства. За счет осуществления первой части своего плана, с помощью британских колониальных властей в Индии и султанского правительства Турции - союзника Англии, ему удалось, в определенной степени, укрепить свои военные силы. Что же касается возможного признания Цинами независимости нового центрально-азиатского государства, то тот факт, что в 1864-1873 гг. маньчжурское правительство было всецело поглощено подавлением выступлений китайского и неханьского народов внутри собственно Китая и, естественно, не могло молниеносно пресечь развитие нежелательных для них событий в Синьцзяне, не помешал двору принять в январе 1875 г. решение добиваться восстановления своей власти в Джунгарии и Восточном Туркестане, отвергнув возможный вариант признания государства Йэттишаар в качестве номинального вассального владения. Для рассматриваемого отрезка времени вариант номинального вассалитета Йэттишаара представлялся бы более благоприятным для Цинов, особенно, если принять во внимание как внешнеполитические, так и внутренние трудности, которые испытывал Китай в 70-е гг. XIX в., однако в литературе до сих пор еще не было четко определено, какие именно соображения перевесили чашу весов в пользу военного похода, потребовавшего для своего проведения немало денежных средств и казавшегося политически нецелесообразным. Решение вопроса о судьбе Синьцзяна было определено в ходе бурной дискуссии, состоявшейся в годы, предшествовавшие возвращению Джунгарии и Кашгарии. В 1873-1875 гг. мнения по вопросу о дальнейших действиях в отношении Синьцзяна в правящих кругах Цинской империи разделились. Часть сановников, указывавших на материальные затруднения цинского государства, выступали за применение традиционных для Китая дипломатических средств - за признание Йэттишаара вассальным владением империи. Другая часть настаивала на покорении народов Синьцзяна с помощью военной силы. Исходя из сказанного представляется важным проследить ход дебатов по вопросу о необходимости возвращения Джунгарии и Кашгарии, о распределении субсидий и т.д., рассмотреть позиции сторонников и противников возвращения Синьцзяна, подоплеку их стремлений, т.к., в конечном счете, группировка, стоявшая за военный поход, взяла верх в значительной мере благодаря происшедшим в последний момент изменениям в соотношении сил в правительственных верхах империи. Длительная дискуссия закончилась в пользу сторонников военного возвращения принадлежавших ранее Цинам центрально-азиатских территорий. В некоторой мере такое решение было обусловлено открывшейся возможностью использовать для карательной экспедиции в Синьцзяне войска, высвободившиеся после окончательного подавления в 1874 г. антицинского восстания дунган в провинциях Шэньси и Ганьсу. Карательный по ход, который, как указывалось, возглавил Цзо Цзунтан, именуется в китайской историографии "сичжэн" ("западный поход"). Указанная проблема в той или иной степени была рассмотрена лишь в двух работах отечественных авторов - в книге А. Ходжаева "Цинская империя, Джунгария и Восточный Туркестан" (393, сс. 68-72) и в упоминавшейся ранее статье В.А. Моисеева (340), где в общих чертах рассмотрены некоторые аспекты дискуссии по вопросу о возвращении Синьцзяна. Что касается западной историографии, то этот сюжет также специально нигде не рассматривался, и лишь в самых общих чертах был затронут в книге И Сюя "Илийский кризис" (577). Упоминание о дискуссии, предшествовавшей возвращению северо-западных территорий, содержится также в книгах У.Л. Бэйлза (524) и Р.К. Дугласа (549) - биографов Цзо Цзунтана и Ли Хунчжана - двух основных действующих лиц интересующих нас событий и дискуссии. В указанных работах, однако, не уделялось должного внимания значению этих дебатов для дальнейшей судьбы Синьцзяна и характеру полемики вокруг поднятой проблемы. Если говорить о современной китайской историографии, то в последнее десятилетие в научных журналах стали появляться статьи с подробным описанием и восторженной оценкой деятельности Цзо Цзунтана (см. напр. 467; 455; 428; 429; 454; 463; 467; 482; 483; 496 и др.). Авторы статей в основном сглаживают и замалчивают карательную роль Цзо Цзунтана в жестоком подавлении восстаний тайпинов, уйгур и дунган, идеализируют его, выдвигая на первый план "неоспоримые заслуги" в деле восстановления власти Китая (т.е. Цинского правительства) в Джунгарии и Кашгарии. Так, упоминавшийся уже Му Юань безоговорочно становится на сторону Цзо в его постулате о первичности "сайфан" ("сухопутной обороны") в противовес Ли Хунчжану (4550, а Дун Чайши в своей "Биографии Цзо Цзунтана..." подробно описывает деяния героя книги, изображая его (в противовес Цзэн Гофаню и Ли Хунчжану) "пламенным патриотом Китая". Основную заслугу Цзо автор усматривает в его стремлении к возвращению территории Синьцзяна и в непосредственном осуществлении этого плана. Круг вопросов, приблизительно очерченный в этих работах, ставит перед исследователями новые задачи, требующие их объективной разработки, и в первую очередь это - дискуссия в правящих кругах цинского Китая о судьбе Синьцзяна. Учитывая научную значимость и политическую актуальность указанных проблем, необходимо проследить интересующие нас события не основе более широкого круга источников. Основные китайские источники по теме составляют представленные трону в рамках дискуссии доклады Цзо Цзунтана, Ли Хунчжана и других известных сановников. Каждый доклад содержит ряд доводов в пользу той или иной позиции, с целью, в конечном счете, перетянуть императора на ту или иную сторону с целью получения дополнительных субсидий для осуществления своих планов.
2. ВЭЙ ЮАНЬ О СИНЬЦЗЯНЕ. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ПОЛИТИКИ ЦИНОВ В СИ-ЮЕ. Принципы политики цинского правительства по отношению к северо-западным районам и населявшим их народам, ее корни еще не были внятно обрисованы в литературе. Тем не менее, из анализа мероприятий, проведенных цинским правительством как в годы завоевания Джунгарии и Восточного Туркестана времен Цяньлуна, так и в 60-70-е гг. XIX в., становится ясно, что эта политика, в основном была направлена на достижение двух основных целей: на установление и поддержание западной границы Джунгарии и Восточного Туркестана по Памиру и на сохранение хотя бы ненадежного равновесия между различными народами, населявшими регион, таким образом, чтобы маньчжуры могли управлять ими всеми. С самого начала воцарения Цин их внешнеполитическая активность почти полностью замыкалась на достижении безопасности на Центрально-азиатских рубежах. Маньчжуры практически игнорировали отношения с Наньяном (странами "Южного" Тихого океана) в стратегическом отношении и поддерживали псевдо-"даннические" отношения с народами Восточной и Юго-Восточной Азии, как и прежде в высоко ритуализированном и довольно поверхностном стиле. Это происходило по ряду причин. Во-первых, наследие, корни и исторический опыт маньчжур были центральноазиатскими, и поэтому фокус их стратегии был, по вполне объяснимым причинам сконцентрирован на этом регионе. Помимо этого, с начала подъема Цин до третьей четверти XIX в. маньчжуры были вынуждены разрешать серьезные военностратегические проблемы, связанные с контролем именно над различными группами монгол, в особенности, западных - дунган (элютов). Оценив долгосрочный характер этих проблем, маньчжуры создали специальную административную единицу Лифаньюань (1638) - ведавшую именно этими сложными вопросами. Поступив таким образом, маньчжуры отделили центрально-азиатские дела от своих отношений со странами южных морей. Естественную границу Синьцзяна, как известно, образует высокогорный Памир, который, по мнению Цзо Цзунтана и всех его сторонников, являет собой как бы природную "линию обороны". Если Китай не будет владеть этой "линией", считали они, то удерживать Синьцзян под своим контролем ему станет очень трудно. Обширные пустыни, отделяющие Синьцзян от внутреннего Китая, делают поддержание и сохранение линий обеспечения для любых экспедиционных сил, высланных туда из Китая, весьма сложным и дорогим мероприятием. Противники походов в этот район указывали на данный фактор еще в ханьское время. Как указывалось во введении, традиционная китайская историография часто ссылалась на то, что на протяжении царствования предшествовавшей Цинам Минской династии и в начале цинской эпохи, при императоре Канси, ойраты неоднократно вторгались в Китай, угрожая даже столице империи - Пекину. В большей части источников выказывается мысль, что именно поэтому цинские императоры так стремились к контролю над неспокойными соседями; это же было и одним из поводов для похода в северо-западные края и при Цяньлуне: если возможно, то было необходимо удержать Си-юй любыми дипломатическими средствами, но если "необходимо", как, вероятно, считал император Цяньлун, то с помощи вооруженной силы. Анализ ситуации 70-х гг. XIX в. показывает, что соображения безопасности внутреннего Китая выставлялись Цзо Цзунтаном и некоторыми другими цинскими политическими деятелями самыми важными для принятия решения о подчинении населения северо-западных земель маньчжурами. История политической власти маньчжуров в северо-западном Китае является в какой-то мере подтверждением и иллюстрацией попыток воплотить в жизнь вышеназванные принципы: установление границы Поднебесной по Памиру и равновесие нацменьшинств в Си-юе. Вот, что пишет о финансовом аспекте обладания Синьцзяном Вэй Юань (1803-1861 гг.) - один из наиболее известных "независимых" историков цинской поры, живший как раз между эпохами Цяньлуна и Цзо Цзунтана. Вэй Юань был глубоко обеспокоен проблемами обороны северо-западных границ, особенно в мусульманских регионах, и выступал за увеличение количества гарнизонов вдоль всей центрально-азиатской границы (это мнение разделяли многие его коллеги того времени, например, Гун Цзычэнь). "Люди часто жалуются, что оборона Синьцзяна лишком дорога. Так ли это? В Синьцзяне располагаются немногим более 19 000 солдат и 1 400 офицеров, - писал Вэй Юань. - Это только войска, перемещенные для гарнизонной службы в Синьцзяне из Маньчжурии, Внутренней Монголии, Шэньси и Ганьсу. Ежегодное жалование им исчисляется немногим более чем 678 900 лянов в серебре, которые все равно были бы выплачены им, находись они на своих первоначальных местах. В императорском декрете, - продолжает Вэй Юань, - (имеется в виду декрет 1722 г. - Д.Д.) император Цяньлун заявлял: "С тех пор, как мы овладели Синьцзяном, стало возможным демобилизовать часть пограничных сил, равно как и внутренние гарнизоны. Помимо того, что мы контролируем расходы в Синьцзяне, империя экономит (на содержании погранвойск - Д.Д.) более чем 900 тыс. лянов серебра ежегодно. В течение этих прошедших десяти или более лет, правительство довело эти сбережения до более чем 10 млн. лянов. Таким образом, на протяжении ранних лет моего правления, казна имела около 33-х - 34-х млн. лянов. Таким образом, обладание территорией Синьцзяна не только далеко от пустой траты денег, но и, практически, пополняет национальные ресурсы". (11, цз.4, лл. 13-15). Действительно, когда Синьцзян находился под контролем маньчжуров, им требовалось меньшее количество солдат для поддержания "естественной" границы по Памиру, немногочисленные горные проходы которого в случае необходимости, несомненно, было гораздо более просто оборонять, чем защищать непосредственно внутренний Китай. Когда же Синьцзян напротив, находился в руках коренных жителей или же "потенциального противника", Цяньлун, вероятно, предполагал, что все внутренние земли Китая становились как бы открытыми и требовали того, чтобы защищающая их армия всегда была в боевой готовности, способная отразить как гипотетические, так и действительные нападения. Дальнейшая логика приверженцев идеи обладания Синьцзяном проста: если из-за невыгодной географической позиции обороны надо было увеличивать общее количество солдат, то пропорционально увеличивалась сама цена национальной обороны. Это объясняет тот факт, что Цяньлун смог демобилизовать часть своей армии после того, как были завоеваны Джунгария и Восточный Туркестан, и появилась возможность экономить деньги на содержании войск. Это было особенно выгодно, т.к. богатый южный Синьцзян мог взять на себя значительную часть расходов по обеспечению армии и гарнизонов. В том же труде Вэй Юань пишет: "... в северном Синьцзяне находится более чем 238600 му "гарнизонных полей" (туньтянь, земельные участки, обрабатывающиеся солдатами военных поселений - Д.Д.), а в южном Синьцзяне - еще 49 000 му. Эти поля обеспечивали правительству ежегодный доход в 14 300 даней различных зерновых. Под началом главнокомандующего, /располагавшегося/ в Урумчи, находится более чем 100 тыс. гарнизонных землевладельцев. Помимо земельных участков, - продолжает Вэй Юань, - которыми владеет правительство, остальная земля доступна для обоснования простым людям. Земля же здесь настолько успешно обрабатывалась, что она столь же плодородна, как и земля во внутреннем Китае. Люди здесь платят те же налоги и отбывают те же повинности, что и их соотечественники, живущие во внутреннем Китае. За всю свою жизнь они еще не видели военных действий. По сравнению с первыми годами правления императора Канси и Юнчжэна, когда огонь войны угрожал Пекину, когда люди, /живущие/ у границы были подвержены постоянной опасности, когда правительство было вынуждено перебрасывать все обеспечение через бескрайнюю пустыню в Кобдо и Баркюль, чтобы вести отчаянную борьбу, которая стоила нам более чем 70 млн. лянов государственных средств, - в какой период было больше пустой траты денег? Кроме того, когда внутренний Китай становится более и более перенаселенным, в Синьцзяне мы нашли богатые необработанные земли... Просто глупо думать об отказе от Синьцзяна ради экономии средств, которые никогда и не тратились". (11, цз.4, л.15). Вэй Юань в данном случае обосновал точку зрения маньчжурского правительства, которое полагало, что во всех смыслах будет выгоднее охранять границу к западу от Синьцзяна, вместо того, чтобы, отказавшись от этих земель, приблизить ее к Пекину. Вдобавок, с финансовой точки зрения, он полагал более разумным использовать богатые ресурсы нового владения для содержания пограничной армии, тем самым, ослабив бремя внутреннего Китая. Вэй Юань ощущал нестабильность положения Китая в Синьцзяне, он отдавал себе отчет в русско-английском противостоянии в Центральной Азии и предполагал, что Британские политики опасались Российского проникновения в Афганистан и северо-западную Индию. Позиция русских представлялась ему идеальной, чтобы потеснить "Владычицу морей" в этой части света. Ему даже хотелось бы, чтобы Россию подвигли ввести войска в северо-западную Индию через Афганский Гиндукуш. Предполагалось, что подобное развитие событий привело бы к тому, что англичане оказались бы втянуты в операцию в северо-западной Индии и отвели бы из Бенгалии свои войска. (590, 146). Второе направление политики Цинов в Синьцзяне - поддержание хотя бы нестойкого этнического равновесия между народами таким образом, чтобы маньчжуры могли управлять ими всеми - явствует из правительственных установлений, введенных в Синьцзяне после того, как Джунгария и Кашгария были покорены при Цяньлуне. Вместо немедленного превращения новых земель в провинцию, маньчжурское правительство обратило их в императорское наместничество, учредив должность военного губернатора Или, генерал-губернатора Урумчи, многочисленных помощников военного губернатора, командующих дивизиями (дуй) и прочих чиновников (11, цз.12, лл. 24-25). Все эти чиновники были исключительно "знаменными" (т.е. принадлежали к "восьми знаменам" - организационным единицам, из которых состояла маньчжурская армия). Пять дивизий (дуй) военных колонистов были установлены в стратегически важном Илийском районе после передислокации маньчжуров из столицы, солонов-маньчжуров из Амурского района, а также монголов, чахаров и ойратов. Даже население провинции Шэньси и Ганьсу постоянно находилось под руководством "знаменных" маньчжуров, хотя и не столь безоговорочно, как в Синьцзяне. Отказ от назначения китайцев на руководящие чиновничьи посты в Синьцзяне был подтверждением того, что цинское правительство намеревалось сохранить эту территорию под прямым и строгим контролем маньчжурских феодалов. Планомерная миграция населения из различных районов империи в Синьцзян после завоевания была еще одной иллюстрацией этой политики, которая упрощала для маньчжурских чиновников задачу управления всеми народами, населявшими район. Маньчжуры претендовали на то, что, будучи властителями судеб всех народов Синьцзяна, они, якобы, не имели предубеждений ни против коренного населения, но против китайцев. Поэтому, как предполагалось, они могли (по крайней мере, теоретически) оценивать любую ситуацию и каждый факт по существу, без предвзятости. В этом отношении показателен отрывок из указа императора Тунчжи, при котором Синьцзян был возвращен век спустя (Цзайчунь, 1862-1875 гг. правления): "За более чем 100 лет после покорения нами Джунгарии и Восточного Туркестана мы всегда одинаково относились ко всем подданным. Однако дунгане, проживавшие во внутреннем Китае, подняли бунтовщиков, четко отделяя добрых людей от дурных... /.../ Приказываю всем чиновникам в Синьцзяне карать бандитов, как было сказано в предыдущем указе. Уничтожая руководителей разбойников, нет необходимости убивать всех мусульман..." (12, цз. 76, л.14). Все это вылилось в официальное обоснование цинской политики, которое позже было сформулировано в следующем лозунге: "Мы не имеем предубеждений ни против мусульман, ни против китайцев, но мы имеем их против злых людей". (12, цз. 76, л.15). Несомненно, что под так называемым "злом" подразумевались все действия, шедшие вразрез с интересами маньчжурского правительства. До тех пор, пока эта политика проводилась в жизнь, власть маньчжуров над северо-западным Китаем была, по их мнению, неколебима.