— А интересно, где вы с ним встречались в Париже: у вас дома?
— Нет, в кафе. Я же его совершенно не знал. И вот, сидя в кафе, мы с ним долго разговаривали. Он рассказывал мне о себе, но больше о своем отце, о его высоких моральных качествах, воспитании, уме. И даже геройстве…
При слове «геройство» лицо мое исказилось. Передо мной возник образ матери в тот далекий теперь тридцать девятый год, когда она всеми правдами и неправдами, стараясь сохранить психику пятнадцатилетнего подростка, назвала его героем.
— Как сказал мне ваш племянник Андрей, в жизни его отца был такой случай, когда он защищал…
— Кого? — перебила я Жоржа, вспомнив о том, как однажды пятнадцатилетний племянник позволил себе сказать мне, что его отец очень пострадал, защищая меня.
— Он точно не сказал кого, — ответил Жорж, — но, как я понял, Владимир вроде бы убил человека! И Андрей, одобряя его поступок, сказал, что, окажись он в подобной ситуации, он поступил бы так же!
— Хорошо бы знать ситуацию, о которой говоришь! — снова вспыхнула я. — А то, что Владимир позже по другому поводу угодил в тюрьму, племянник вам тоже сказал?
— Нет, — несколько растерянно произнес Жорж, — о тюрьме от него я ничего не слышал.
— Тогда я отказываюсь что-либо понимать! А вы, Жорж, мне кажется, уже кое-что начинаете… Так?! Во всяком случае, наши непростые отношения с братом и его семьей. И поскольку брат и его семья не поставили меня в известность о вашем появлении у них и своем общении с вами, я прошу вас до поры до времени не ставить и их в известность о том, что вы нашли меня в Интернете и общались со мной. Я предпочитаю правду, какой бы она ни была, и привыкла жить прежде всего в согласии с самой собой.
— Послушай, может, на сегодня… — начал муж.
— Да, да, конечно, хватит! Ты прав. И все-таки, как давно вы их навещаете?
— Да уже три года, — ответил Жорж.
— Еще чашечку кофе? — спросила я.
— Не откажусь! Уж очень вкусный торт! Да и ликер тоже.
Эти слова Жоржа прозвучали финальными аккордами начавшему было разворачиваться детективу.
— Прекрасно! Вот под торт, ликер и кофе я и расскажу вам об одном jour fixe, на котором я имела честь присутствовать.
— Так вы все-таки член Дворянского собрания? — спросил Жорж.
— Да нет! Для этого еще надо было много кудаходить…
— Вот это сказала! Вы поняли, Жорж? — спросил муж.
— Сейчас поймет. Ходить, вернее, идти в Государственный военный архив и другие учреждения и организации, чтобы получить разные бумажки, которые должны были свидетельствовать, что я дочь своего отца и, наверное, дворянина, состоявшего в законном браке с моей матерью. Во всяком случае, первый мой визит в Дворянское собрание заставил меня усомниться, что там знают даже по энциклопедии Брокгауза и Ефрона о Бревернах и Бревернах де ла Гарди, их шведском и русском дворянстве. Хотя кто у нас в советское время обращался без особой надобности к этой энциклопедии, кроме издательских работников? Все открывали Большую Советскую, единственно верную и всеохватывающую, в которой все было так, как должно было быть.
— А интересно, какой возраст был у членов той приемной комиссии, в числе которых была та старушенция, что вела с тобой беседу о Христе? — спросил муж.
— Да знаешь, мне и сегодня это неинтересно. А уж тогда и подавно. Тогда мне нож острый было идти в Военный архив и бередить и без того не заживающую рану, после случившегося в тридцать девятом. И я даже почти решила плюнуть на все это, тем более что я им мало подхожу «по профилю». Ну какая я для них верующая? Заповеди чту, но в церковь не хожу, нет! И в потуги восстановить монархию (а какие же дворяне без двора Его Величества!) не верю, хотя не слишком близкие родственники царя, продолжающие жить в изгнании (там все-таки для них спокойнее!), похоже, как ни тяжела шапка Мономаха, мечтают о русском престоле и исподволь готовят преуспевающего во всех науках наследника. Он вроде бы, точно не знаю, даже учится в Суворовском училище Санкт-Петербурга.
— Да-а-а? — с изумлением воскликнул Жорж.
— А моя преданность отечеству, за которое я, естественно, болею, особенно сегодня, когда оно порушено, при всех прочих моих ущербных данных (не хожу в церковь и т. д. и т. п.), возможно, и недостаточна для вступления в Дворянское собрание.
И все^гаки после моего разговора (разговор был хороший) с предводителем русского дворянства Андреем Голицыным (мы с ним, как оказалось, заочно были знакомы, поскольку он, будучи художником, сотрудничал с издательством «Художественная литература», в котором я работала) я решила познакомиться и с его подопечными, если в случае моего «причисления к лику дворян», будет необходимо поддерживать со всеми ними добрые отношения. «Вот пойду на ближайший jour fixe, — сказала я ему, — посмотрю, послушаю, познакомлюсь с вашими подопечными и решу, нужно ли мне все это!»