— Да-а, вы Бреверн — это точно! — сказал Жорж.
— Так вот, мое знакомство с подопечными князя Голицына началось прямо на улице, точнее в переулке Сивцев Вражек, по которому я шла к Дому-музею Герцена, где и должен был проходить jour fixe. Шла я по его правой стороне от Гоголевского бульвара. И только миновала дом моей подруги детства, как услышала у себя за спиной какое-то невнятное бормотание, потом разговор не разговор, а какие-то отдельные слова и выкрики, всхлипы и скрип то ли хозяйственной сумки на колесиках, то ли детской коляски. Я придержала шаг, давая возможность нагонявшей меня женщине (как оказалось, довольно молодой) меня обогнать. Обогнав, она продолжала идти и громко разговаривать, обращаясь к кому-то, кого рядом не было: «Это твой сын, Коля, твой! Это я тебе говорю, я! Коля — я!» Потом, сойдя на мостовую и какое-то время не обращая внимания на едущие по ней машины, шла вперед. Кто-то ее обгонял, кто-то сигналил, а кто-то и останавливался, чтобы, как говорят, обложить ее как следует. Но все было безуспешно. Потом вдруг она перешла на другую сторону улицы, что меня порадовало, и еще громче закричала Коле, что это его сын! Его! Его! Его! «Похоже, пьяная», — подумала я. Но идет своей дорогой и никого не трогает. А я — своей. Однако, когда вот так, порознь, мы стали приближаться к Музею Герцена, она умолкла. Быстро перешла улицу, держа путь явно к музею. И совсем скоро исчезла в его дверях.
В раздевалке ее не оказалось. Но когда я вошла в зал, где должен был состояться jour fixe, она уже была там и, сидя у противоположной стены на стуле, оправляла рассыпавшуюся по ее плечам ярко-рыжую копну волос.
Я окинула взглядом всех присутствовавших в зале и сам зал, посередине которого на длинном, покрытом скатертью столе, по обе стороны которого стояли стулья, высились два серебряных канделябра с ярко-красными свечами. И хотя несколько стульев у стола были свободны и председательствовавший (некто Сапожников) махнул мне рукой, предлагая занять один из них, я предпочла сесть у входа, справа от двери, оказавшись таким образом vis-à-vis с моей попутчицей.
Между тем, зал продолжал заполняться достаточно серой публикой, вполне возможно просидевшей…
— В лагерях? — нетерпеливо вставил Жорж.
— Да нет! За пыльным шкафом в коммуналках.
Жорж рассмеялся.
— А может, и в подмосковных домах, именовавшихся потом дачами. Так вот, их бесцветные лица, кое-как одетые нескладные и расплывшиеся фигуры, как женские, так и мужские, очень скоро перестали привлекать мое внимание. Тем более что во главе стола, рядом с председательствовавшим, уже устраивался несколько припозднившийся маленький невзрачный человечек — специалист по Тютчеву. Честно говоря, его у нас в издательстве «Художественная литература», в котором была редакция «Русской классики», я никогда не видела. Однако, мало ли кого я не видела!
Теперь председательствовавший торжественно подносил зажженную спичку к стоявшим на столе свечам и просил тех, кто сидел ближе к выключателю, погасить свет. Зал с «моими собратьями по Дворянскому собранию» погрузился в торжественный полумрак. Тогда специалист по Тютчеву, придвинув к себе один из канделябров, приступил к чтению доклада.
И тут, при оплывающих стеариновых свечах, я в одночасье узнала, что любимый мною с детства поэт, автор «Весенних вод», «Весенней грозы», «Зимы», которая «недаром злится…» и «…осени первоначальной» да и всего остального, был истовым дворянином, служившим верой и правдой царскому двору Александра И. И я подумала: «А надо ли мне знать эту сторону жизни великого поэта?» Ведь о стихах поэта докладчиком не было сказано ни слова. И сама себе ответила: «Нет! Не надо!» Однако, по окончании доклада собравшиеся за столом дворяне просто засыпали докладчика своими вопросами, от которых мне стало даже как-то не по себе. И я, повернувшись к сидевшему со мной рядом молодому человеку, спросила: «И частенько у вас бывают такие содержательные jour fixe(ы)?»
Испытывая, похоже, те же самые чувства, молодой человек, внимательно посмотрев на меня, улыбнулся и ответил: «А я думал, что такие jour fixe(ы) бывают у вас». — «Нет, я здесь гостья!» — ответила я. — «А я здесь по долгу службы».
«Интересно какой?» — подумала я, но не спросила.
— Доклад окончен, можно включить свет, — сказал председательствовавший. — Давайте поблагодарим лектора за блестящий…