Лазар ушел вперед... Дети, наверное, никогда не простят мне эту мою всегдашнюю торопливость с ними, когда я спешу с ними к врачу; спешу на детский фильм, потому что мы выбежали в последнюю минуту, пока я приготовила обед; и всегда я тороплюсь и чувствую себя усталой, и так мало времени и сил у меня для того, чтобы вглядываться в них, бережно играть с ними, не мучить их этой моей торопливостью... И как бы я им ни объясняла когда-нибудь, когда они вырастут, если доживу, что все это не моя вина, что это жизнь такая; все равно они, наверное, не простят... Может быть, Лазарчо простит, а девочки, наверное, нет... И будут чувствовать, что мать им недодала в детстве теплоты и спокойной веселости и доброты...
Лазар уже стоял у дома, где жила Софи... Мне подниматься наверх не хотелось, потому что если бы я поднялась, я восприняла бы это как предлог, чтобы подольше не возвращаться домой, а Лазар Большой велел, чтобы я скорее возвращалась, значит, не надо сидеть у Софи... Я договорилась с сыном, что дети поднимутся, потом выйдут на балкон и помашут мне... Скоро все трое уже стояли на балконе и стали махать мне... Маленькая махала сразу обеими круглыми ручками, так мило-смешно, и растопыривала пальчики... Старшая просто махала рукой и улыбалась этой своей странноженской задумчивой улыбкой... Лазар вскинул руку вперед, и на лице у него стало такое смешливо-ироническое выражение... Я заметила недавно, когда мой сын вдруг резко вскидывает руку, и плечико у него как-то так подается, и это движение меня как-то пугало, оно было некрасивое... Какое- то чувство протеста: почему, откуда у моего сына такое некрасивое движение... И оно было знакомое... Это было мое движение... Лазар Большой тоже это заметил, он замечает у детей мои какие-то черточки, а своих не замечает; но мои в детях кажутся ему занятными вроде бы... Он вдруг скажет что-нибудь, как такое: «Смотри, точно как ты...» А я тогда испытываю отчаяние и боль и страх за своих детей. Мои дети не должны быть некрасивыми — протест... И это ужасно: видеть со стороны свою некрасивость в своем ребенке, понимать, что ты вот такая, такая... Наверное, у некоторых людей так рождается ненависть к своим детям; а у меня — страх, тревога, и это чувство протеста...
Софи тоже вышла на балкон... Она знала, что у нас сегодня гости, и знала — зачем... Я крикнула: «Софи!» и замахала, она тоже махнула приветливо, потом ушла с детьми в комнату... Я почувствовала, что не только не скучаю по своим детям сейчас, но даже мне приятно, что я одна и свободна... Погода хорошая, ветерок приятный... Мне захотелось походить одной по улицам, съесть мороженое, пойти в кино... Я вошла в скверик и напилась из фонтанчика... Надо идти домой, а дома раздраженный Лазар, надо убираться в квартире и помогать Лазару готовить обед, а Лазар будет кричать на меня, что я все плохо делаю... Я не делаю плохо, только, пожалуй, медленно и неловко...
В квартире сейчас все будет пахнуть... Запах раскаленного масла сделается душным, и мытый рис запахнет водяной свежестью, и резаная морковка... И жарко запахнут приправы... Это все очень яркие и сильные запахи... в такой маленькой квартире они какие-то неестественные, и от них почти становится нехорошо... Потому что для них нужен двор, чтобы во дворе все готовить, плескать воду, и все запахи чтобы сливались с этим солнечным воздушным пространством двора...
Дома Лазар и правда готовил пилав и надо было ему помогать и еще — мыть полы и вытереть пыль, и он сердился и кричал от нетерпения и досады... Когда Лазар в хорошем настроении, он утром сидит и смотрит на меня, когда я режу хлеб, так кротко и задумчиво смотрит, будто он даже любит меня за то, что у меня медлительные движения и неловкие пальцы... Но сегодня он раздражается все сильнее, и ему все хуже делается... Если бы можно было сейчас убежать, бродить по городу; Борис и его жена пришли бы, а нас нет; позвонили, позвонили бы у двери, и ушли бы; а вечером мы сами бы съели пилав... Я улыбаюсь, и сразу быстро сжимаю губы; Лазар может не понять, почему это я улыбаюсь; и рассердится на меня, и ему станет еще хуже... То, что я подумала, это детскость, этого мы не сделаем... инфантильность...
Лазар поставил пять тарелок. Я спрашиваю, почему. Он пригласил этого К. Я знаю, почему. Потому что мы с тех пор еще всех денег не отдали, когда у маленькой была диспепсия и нужны были капельница и то лекарство, я уже забыла... И Лазар одолжил у этого К. деньги...