– Мне снился орех, который несла река. Кто-то выловил орех из реки. Орех положили на землю и стали бить по нему. Его били и били, чтобы расколоть, но орех только становился крепче. А потом кто-то расколол его. Пламя и тьма, запах тления и крики вырвались из него. И пламя сложилось в слова: «Грядет Разрушитель, вами созданный!» Страшный ветер налетел на Клеррес, подхватил нас и разбросал в разные стороны.
– Грядет Разрушитель! – громко и радостно повторил Керф из темноты.
– Молчать! – прикрикнула на него Двалия, и он рассмеялся. – И ты, Реппин, тоже помолчи. Этот сон не из тех, что стоило рассказывать. Это просто горячка помутила твой разум. Вы прямо как трусливые детишки: придумываете себе тени и призраков у себя в головах. Алария и Реппин, идите принесите дров. Наберите побольше, чтобы хватило на всю ночь, а потом проверьте мелкую бестию. И чтоб я больше ни слова этой чепухи не слышала.
Алария и Реппин тяжело побрели в лес. Мне показалось, что они идут неохотно, словно темнота пугает их. А Керф будто не видел эту парочку, он вскинул руки и неуклюже пустился в пляс вокруг колонны. Не забывая о магии Виндлайера, я осторожно приспустила стены. До меня донеслись тихие, как жужжание пчел, голоса, и я увидела Элдерлингов в ярких нарядах. Их глаза искрились, а волосы блестели, как полированное серебро и золотые кольца. Повсюду вокруг калсидийца Элдерлинги танцевали под напев Белой девушки, сидящей на колонне.
Двалия сердито уставилась на веселящегося Керфа.
– Почему ты не можешь держать его в узде? – строго спросила она Виндлайера.
Тот беспомощно развел руками:
– Здесь он слышит других. Их голоса сильны, их много. Они смеются, поют и празднуют.
– Я ничего не слышу! – сказала Двалия зло, но в голосе ее слышался страх. – Никакого с тебя проку. Не мог управлять этой малявкой, а теперь и чокнутым не можешь. А какие надежды я на тебя возлагала! Когда я выбрала тебя, когда даровала тебе то зелье… Только напрасно его на тебя потратила. Правы были остальные. Ты не видишь снов, и вообще ничего не видишь. Ты бесполезен.
Меня коснулся холодок внимания Виндлайера, словно сквозняком потянуло. Его горе захлестнуло меня, как волна. Я накрепко запечатала свои стены и запретила себе думать о том, что он беспокоится обо мне даже в минуты, когда ему горько. «Он слишком боится Двалии, – с яростью подумала я, – чтобы предложить мне помощь или утешение». Что толку в друге, который не готов рисковать ради тебя?
Он такой же твой враг, как и все остальные. Если выпадет случай, убей его, как убила бы любого другого. Если любой из них сунется к тебе – кусайся, лягайся и царапайся, как только можешь.
У меня все болит. Сил нет. Если попытаюсь защищаться, они поколотят меня.
Если ты сумеешь сделать им хоть немного больно, они поймут, что всякий, кто тронет тебя, поплатится. И может быть, кто-то не захочет платить.
Сомневаюсь, что смогу укусить или убить Виндлайера. Двалию я могла бы убить. Но остальных…
Они – ее оружие, ее зубы и когти. Ты сейчас не в том положении, чтобы быть милосердной. Продолжай грызть путы. А я расскажу тебе, как был в плену. Как меня били и держали в клетке. Заставляли драться с собаками или кабанами, которые не знали жалости, как и я. Меня морили голодом. Открой мне свой разум, и я расскажу тебе, как меня поработили и как мы с твоим отцом вырвались каждый из своего плена. Тогда ты поймешь, почему должна убить, если представится возможность.
И он повел рассказ, точнее, стал вспоминать и позволил мне разделить с ним это воспоминание. Это было похоже на то, как просто оживляешь события в памяти, только в мельчайших подробностях. Он не стал скрывать от меня память о том, как убили родителей, как его самого избивали, морили голодом, держали в холодной клетке. Не стал скрывать то, как сильно ненавидел своих захватчиков и как поначалу ненавидел моего отца, даже после того, как тот освободил его. Ненависть вошла у него тогда в привычку, она кормила его и поддерживала в нем жизнь, когда больше ничего не оставалось.
Я не перегрызла скрученный из полотна жгут и до середины, когда Двалия послала Аларию отвести меня к костру. Прикидывалась мертвой, пока девушка не склонилась надо мной:
– Би?
Я рванулась и укусила. Схватила зубами ее руку, но лишь на миг: мне трудно было как следует сжимать ее разбитым ртом, и Алария быстро вырвалась и отскочила.
– Она меня укусила! – крикнула девушка остальным. – Эта мелкая гадина укусила меня!
– Пни ее, – велела Двалия.
И Алария занесла ногу, но только сделала вид, будто бьет меня. Волк-Отец был прав: подходить близко она боялась. Я откатилась от нее и, хотя все тело отчаянно возражало, сумела сесть. Свирепо уставившись на Аларию единственным здоровым глазом, растянула разбитые губы и оскалилась. Не знаю, много ли она разглядела в неверном свете костра, но подходить не стала.