Кабинет настоятельницы обители особо не отличался от виденных мною кабинетов других настоятелей - все та же аскеза, разве только шкафы расставлены по иному. Ее высокопреподобие нахохлившимся старым седым грифом сидела за столом. Сходство довершали нос с горбинкой сильно-выдающийся вперед, горб, изуродовавший спину и возвышавшийся над левым плечом, серое бесформенное монашеское одеяние.
- Ваше высокопреподобие, вам письмо от матери настоятельницы Боевого Женского Ордена Святой Великомученицы Софии Костелийской, - отрапортовала я и вынула из-за пазухи изрядно мятый пакет.
Мать приняла его и, сломав печати, вскрыла его ножом для бумаг, а потом быстро побежала по строчкам глазами. По мере чтения ее лицо и без того малопривлекательное исказилось еще больше, она упрямо вздернула подбородок, словно не соглашаясь с написанным, а когда прочла до конца, не мигая, уставилась на нас. Я, не совсем понимая, что она хочет, тоже смотрела на нее. А когда пауза излишне затянулась, не выдержала и решила заговорить первой.
- Ваше высокопреподобие матушка направила нас к вам?.. - и, сбившись, решилась и задала самый главный вопрос, что волновал меня. - Ваше высокопреподобие, когда вы планируете вывозить обитель?
Слова почти осязаемые повисли в воздухе. Казалось, даже тишина зазвенела. Мы, затаив дыхание, ждали ответа. И, наконец, настоятельница, словно пересиливая себя, соизволила произнести.
- Даже не подумаю сделать это.
Гертруда от неожиданности подавилась, я же онемела и теперь хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. А настоятельница непреклонным тоном продолжила:
- Ее высокопреподобие Серафима написала, что вы присланы, дабы помочь мне оберегать сестер в пути, когда всех нас будут увозить с побережья. Так вот, я даже мысли не допускаю, что с сестрами оставлю обитель. Никто!.. Вы слышите меня?! Никто не посмеет заставить нас ступить за стену даже на единый шаг! Ни ваши, - тут она презрительно скривилась и окинула меня презрительным взглядом, чуть задержавшись на перевязи с фальшионом и намекая принадлежность к боевой ветви Церкви. - Ни презренные иноверные, не заставят меня с сестрами сделать этого. Мы лучше умрем, чем преступим заветы Святой Элионы Смиренной. Мы как наша святая заступница смиримся с неизбежным, и тем окажемся под ее защитой. А вы... - настоятельница задумалась, словно принимала решение. - Несмотря на просьбу вашей настоятельницы, озвученную в этом письме, - тут она небрежно отшвырнула послание, - я считаю, вы будете беречь сестер от нечестивых прямо в обители. Не будет ни каких путанных дел с направлениями и поименованием... Решено. Мы остаемся.
- Но... Но это невозможно! - кое-как выдавила я из себя, до сих пор не веря услышанному. Ее совсем поняв, что имела в виду старуха, когда намекала на просьбу Серафимы, попробовала ее образумить. - Если нурбанцы высадятся на побережье, то монастырь и получаса не выстоит, если они захотят заполучить его себе. Да... Да наши войска выдворят вас!..
- Господь этого не допустит, - отрезала мать, давая понять, что эта тема закрыта. - А теперь дочери мои, поговорим о вашем недостойном поведении в святой обители. Вы, не пройдя недельную очистительную епитимью молчанием, посмели явиться ко мне. Нарушили...
Настоятельница понесла какую-то околесицу о смирении и покаянии, посте в течение месяца. Говорила прочие глупости, которые вовсе были недопустимы - война была уже на носу. Времени на все ритуалы, положенные по уставу элиониток, попросту не было.
И тут я не выдержала.
- Вы же должны понимать, что ждет сестер, когда враг высадиться на побережье. Возможно, бухты не удержат и тогда... Неужели вы не понимаете, что после для всех наступит кошмар?!
Мать, возмущенная из-за того, что я посмела перебить ее. Она привстала в кресле и, опершись о стол руками, нависла над ним, еще больше став похожей на грифа.
- Если господу угодно, то он не допустит! - громыхнула она. - А если что случится, то такова будет Воля Божья!
- Воля Божья?! - с тихим ужасом вторила ей пораженная Гертруда.
Старшая сестра стояла и не могла поверить тому, что слышит. А меня едва не перекосило от злости. Я знакомая с ужасом бесчестья еще с детства, прекрасно понимала, что могло стать с сестрами. Не раз была в разоренных войной провинциях Союза и своими глазами видела, что за бесчинства там творились.
- Вам лично, из-за возраста, ничего не грозит, разве что быстрая смерть! А как быть тем, кто молод?! Терпеть срам, издевательства?!..
Но, казалось, мои слова не достигали ума настоятельницы. Она упорно стояла на своем.