- Они станут мученицами!
Таков был ее категоричный ответ.
- Мученицами?! - вскричала я, более не сдерживаясь. - Вы же не можете допускать, что...
Перед глазами замелькали картинки полузабытого детства - бледное до синевы лицо Лианы, ее искусанные губы и беспомощные слезы, тело, завернутое в холстину, которое выносили из комнаты. Длинная прядь русых волос, выпавшая из-под нее и волочившаяся по полу, пока сестру несли по коридору.
- Ты забываешься, дочь моя! - пробились к моему сознанию слова преподобной. Она холодно и высокомерно смотрела на меня. - Твое заблуждение велико, и даже покаяние тебе не поможет. Но Господь милостив и возможно когда-нибудь простит. А пока выйди отсюда и покайся в своем заблуждении...
- Заблуждении?! Это вы заблуждаетесь! Вы, зная, что ждет сестер, обрекаете их заранее!..
Я негодовала, а мать настоятельница напротив осталась абсолютно спокойной.
- Налагаю на тебя епитимью. Ты месяц должна поститься на хлебе и воде и денно и нощно молиться, дабы Господь...
Наконец моя твердость и почтение к вышестоящей по сану исчерпалось и, не выдержав, я едко спросила.
- И кто меня заставит?! Неужто вы, которая тяжелей тяпки в своей жизни не поднимала?!
Старуха побледнела и, сминая, вцепилась крючковатыми пальцами в бумаги лежавшие на столе.
- Я не собираюсь истощать себя вам в угоду. Мне еще предстоит сражаться, и не стану... - неожиданно меня осенило, я сдернула проездную бирку с шеи и протянула ей. - Пробивайте!
Но во взоре матери читалось категоричное нет.
- Ладно! Без вас выкрутимся!
Внезапно я поняла, что не стану подчиняться идиотскому приказу и рисковать собой прямо в обители защищая сестер. Да и вообще эта бирка нам нужна, как собаке пятая нога. С нами Агнесс. Она и станет нашим пропуском обратно в обитель. Сейчас пена с войной уляжется, и мы, узнав безопасно ли, вернемся обратно. А пока длится война - отсидимся в какой-нибудь глуши. Так спрячемся, что с факелами станут искать - не найдут.
Памятуя о непонятном заявлении настоятельницы, когда она отказывалась вывозить обитель, я наглым образом схватила со стола письмо, которое привезла от нашей матушки, и уже собралась выскочить из кабинета, как меня настигли крики настоятельницы.
- Еретичка и отступница! Проклинаю тебя! Не будет тебе прощенья!
Уже распахнув дверь, я обернулась и, отстранив потрясенную Герту, которая растерялась от творившегося в кабинете, напоследок заявила:
- Прокляты будете вы, из-за вашего упрямства, если нурбанцы или наемники ворвутся в обитель. И возможно вам гореть в Пекле... - и, не договорив, покинула кабинет.
Вслед мне неслись вопли рассерженной гарпии. Она кричала, что доложит обо всем Ответственным, скажет о моем еретичестве, хуле на Господа, но мне было все равно. Следовало немедленно, пока еще есть возможность, убираться отсюда.
Я корила себя, за свою глупость. Это надо же было только сейчас сообразить?! Следовало с самого начала осесть в каком-нибудь из вольных городов и, выдавая себя за простых обывательниц, пережить там все военные невзгоды. Ведь с нами Агнесс! И с ней не обязательно было тащиться на этот край света! Нам всегда можно будет сказать, что мы опасались из-за нее! И берегли только ее! За это нам простят все. А за те деньги, которые дала нам мать, можно было купить в квартале средней руки дом и жить экономно, но безбедно в течение пары, а то и тройки лет. Святые угодники, ну почему все умные мысли приходят так поздно?!
Полная решимости, невзирая на шарахающихся в стороны элиониток, я бежала по коридору к девочкам. За мной спешила старшая сестра. Нам немедленно следовало убираться отсюда. Сестер из обители я не могла взять с собой по одной причине - они свяжут нас по рукам и ногам, повиснув мертвым грузом. Ни одна из них неспособная выжить в большом, тем более, военном мире, погубит всех. А мне, несмотря на понимание того, что в данном случае я поступлю не лучше их настоятельницы, во что бы то ни стало, хотелось выжить и вытащить из этой оказии, прежде всего, своих.
Вбежав во флигель, я с порога закричала:
- Собираемся! Немедленно уезжаем!
Из дверей высунулись до нельзя удивленные Юозапа и Агнесс, но я отчаянным жестом махнула им, мол, живо упаковывайтесь.
Однако Юза покачала головой. А когда я, втолкнув, замершую от изумления Агнесс, ввалилась следом сама, сестра и вовсе уселась на топчан, демонстративно скрестив руки на груди.
- Мы уезжаем! - рявкнула я. - Живо собирайся!
- И почему спешка такая? - невозмутимо произнесла та, даже не думая двигаться с места. - Пожар? Или уже война началась? А может сестер вывозят, но я это как-то упустила?