Через секунду посмотрел налево и увидел…
… Как выехавшая на запрещающий сигнал светофора, красная машина на всей скорости влетает в его новую «Тойоту». Хотел вскрикнуть, словно этим можно было предотвратить столкновение, но не успел. Нога застыла на педали тормоза, глаза расширились…
Визг протертых шин ударил по нервам. За ним раздался лязг металла, звук бьющегося стекла, скрежет железа об асфальт. Во рту остался привкус табака, только теперь в его терпкость вторгся еще один… Тяжелый медный привкус крови, застывший на языке.
Осколки сознания, затуманенного и нечеткого, рассыпались в мгновение, в которое он услышал дикий визг автосигнализации, перекрывающий голос Селин Дион, и упал во что-то белое и мягкое. Как потом вспомнит, боли в тот момент он не почувствовал.
Из всего многообразия звуков, услышанных им перед провалом в бездонный мрак, самым запоминающимся была заунывная мелодия одинокого светофора. Казалось, даже после того, как он потерял сознание, он все еще продолжал слышать его мерзкий монотонный стрекот.
День второй. Пробуждение
Он проснулся только к полудню, когда солнце уже заливало пыльным светом большую белую комнату. Он поднялся с кровати и проклял себя за резкость движений, ибо шейные позвонки хрустнули так, что скрежет косточек еще долго отзывался в его ушах. Он сделал пару глубоких вдохов и едва не упал от резкого головокружения, но в самый последний момент смог устоять на ногах.
Следующим движением Виктора Мурсии были его шаги к окну. Он повернул ручку левой створки. Та беззвучно поддалась. В лицо ему пахнуло сыростью глубокой осени. Воздух, вобравший в себя запахи спелой калины и валежника, наполнил его грудь утренней прохладой.
В голубом бескрайнем небе, чья чистота простиралась до самого горизонта, горел яркий диск октябрьского солнца. В лесу пели птицы. И ничто не напоминало о пелене тумана, которой встретил его город унылым утром вчерашнего дня.
Ощущение физической усталости, а не приятная ломота в паху, столь привычная после секса, было его первым утренним впечатлением. Тяжесть в ногах обременяла телодвижения, но он взялся за преодоление собственной вялости резво и с огромным желанием.
Однако, кроме утомления и слабости, было еще одно обстоятельство, которое заставляло его чувствовать себя ужасно.
Это странная боль, которая шла изнутри горла, со дна пищевода до самой гортани и, парализуя нёбо, пробиралась наружу, вонзаясь в онемевший корень языка. Отдаленно эта боль была похожа на простудное воспаление, но в отличие от него, она охватывала не только горло и гланды, но и голосовые связки, мешала свободно дышать и, кажется, говорить.
Рукой он нащупал крохотную выпуклость чуть ниже кадыка – она непрестанно ныла. Нескольких минут яви хватило для того, чтобы он прочувствовал сполна свое самое мучительное пробуждение в жизни.
Сколько же он проспал?
Писатель посмотрел на часы, висящие на стене. Стрелка застыла на отметке 9.30. Утро нового дня… Значит, он проспал весь остаток вчерашнего дня и целую ночь.
Как такое могло быть? Куда делся тот отрезок времени от вчерашнего утра до утра сегодняшнего? Прошли сутки, а он ничего не помнил.
Виктор зажмурился и попробовал напрячь память, но мучительные попытки выудить из нее хоть что-то, случившееся с ним после встречи с девушкой в красном пальто, обрывались всякий раз, когда он пытался восстановить хронологию событий.
Он помнил только боль. Невыносимую боль в груди и ногах. Словно он переломал себе к чертовой матери все кости! Уж ребра точно. Но сейчас ее не было. По крайне мере, ходил он хорошо, спокойно передвигая ноги. Грудь не болела, затылок не ныл. Да, досаждала другая боль, но она была совсем не похожей на ту, что жалила его тело сразу после аварии.
Еще вчера он молил Господа бога, чтобы просто выжить, а сегодня он спокойно ходит и не жалуется на травмы! Это ли не чудо?
Раз.
Он нервно вздрогнул.
Два.
Резкая боль прошлась под лобной костью и проникла в мозг. Там ее толчки рассыпались на мелкие составляющие, которые, тем не менее, продолжали терзать измученный рассудок с тем же постоянством и рвением.
Три.
Он открыл глаза.
Стук в дверь был подобен грому. Эхо настойчивых ударов звенело в голове и отдавалось в ушах.
Он посмотрел по сторонам.
В центре спальни стоял массивный круглый стол; рядом с кроватью стул, у стены открытый шкаф-купе, пустой. И все. Нехитрое убранство наводило писателя на мысль о том, что он оказался в гостиничном номере. Комнате, куда привел его белокурый ангел.
Стук повторился. Собравшись с мыслями, Виктор пошел открывать дверь.