То нечто, что пробудилось в Марке, благодаря чему он стал рисовать, как рисовал — дерзко и красочно, что позволило ему написать желтую корову, красную корову и синих лошадей, то явившееся в жизнь Марка — три года оно заставляло его рисовать, а затем привело его на войну, а затем погубило.
Можно ли так говорить? Можно ли говорить, что нечто пробудившееся внутри Франца Марка и сделавшее его художником — что эта же сила затащила его на войну и привела под Верден — где, как известно, в виде осколка снаряда ему явится смерть? Мысли довольно-таки беспощадные.
Нельзя ли то «нечто», что «пробудилось» внутри Франца Марка, хотя бы как-то назвать? Чем оно было, это «оно»? Какой «силой»? Назвать его очень трудно. Что мы знаем по меньшей мере — так это что Франца Марка если не прямо заботила, то занимала идея «судьбы». Мы знаем, что название его самой известной картины — «Судьба животных». Знаем, что в письме к Марии, своей жене, которое датируется 28 октября 1915 года, то есть, так сказать, самым кануном Вердена — сражения, которое начнется всего через несколько скоротечных месяцев, — Марк пишет Марии, что «Нашими телами управляет не война, а судьба». То есть судьба или нечто, определяющее судьбу, что за сила ни стояла бы за судьбой, — это-то нечто и управляет войной, управляет историческими событиями, управляет предназначением каждого, управляет даже нашими физическими телами.
В том же письме, где Франц Марк говорит, что нашими телами управляет судьба, он говорит и еще кое-что. «Опасности не существует, есть только предназначение», — так он пишет Марии. По-немецки тут слово Schicksal, оно означает и «судьба», и «предназначение». Что примечательно, ибо есть такой немецкий философ Мартин Хайдеггер, который тоже служил в Первую мировую солдатом, — правда, в отличие от Марка, служил не на поле боя или фронтах, а в штабе, но тем не менее был глубоко затронут и глубоко потрясен тем, что пережил в Первую мировую, — так потрясен, что потом стал нацистом, и именно из-за того, что он пережил в Первую мировую. Так вот, этот Мартин Хайдеггер, известный (или печально известный) философ-нацист, написал такой важный философский трактат — «Бытие и время», и предназначение, или судьба, то есть Schicksal, там — один из ключевых терминов.
Слово Schicksal Хайдеггер в той знаменитой работе связывает с глаголом schicken, который можно перевести с немецкого как «передавать». Поэтому, по Хайдеггеру, Schicksal — это состояние «переданности». Помимо этого, Хайдеггер связывает слово Schicksal с термином Geworfenhe, который часто, хотя и довольно-таки неуклюже, переводят неологизмом «брошенность». Смысл тут, если вынести за скобки неологизмы и этимологии всяких немецких слов, такой, что «судьба» и «предназначение» — это когда индивида, так сказать, тащит некое положение дел, которое тот не выбирал. «Выбрать свою судьбу», вопреки известной присказке, невозможно. Но судьба — это и не просто покорность бытийному произволу. Судьба не равна «фатализму».
Судьба (или Schicksal), по Хайдеггеру, — и эта его идея вроде бы согласуется с тем, что пытался в письме к Марии выразить Марк, — то есть действие судьбы, заключается в том, что индивидуальное человеческое существо оказывается брошено в определяющую его ситуацию и затем индивид должен стать деятельным агентом этой самой определяемости. Такая вот, наверное, непростая концепция. Идея здесь следующая: чтобы стать самим собой в полной мере, нужно выбрать свою судьбу — эту брошенность, которая уже была выбрана. Нужно овладеть ситуацией, которая уже овладела тобой. Изволить уже изволенное.
Здесь, конечно, нужна осторожность, ведь такая мысль может довести до нацизма, если вы вдруг считаете, что нацизм — это судьба. Но эта же мысль может привести и к тому, что вы станете тем, кем хотели стать всегда, кем ни хотели бы, — и вы не узнаете этого, покуда не отдадитесь этому и не присвоите себе.