Традиция образа Тиберия, сочувствующего христианам, видна не только в апокрифах. Евсевий Кесарийский, современник Константина, прославлявший последнего за признание христианства, даже попытался объяснить, почему Тиберий, якобы сочувствовавший христианам, сам не принял христианство и не распространил новую веру ио империи. Евсевий доверял популярном^ преданию, но был достаточно образован в традициях античной логики, чтобы не осознать подобное противоречие. И он выдвинул свою версию (Церковная история II, 2): Тиберий сообщил сенату о донесении Пилата и предложил признать нового Бога Иисуса. Но сенат отверг это предложение под тем предлогом, что он не занимался его рассмотрением. Невозможно представить себе, чтобы Сенат в правление Тиберия решился хоть в чем-нибудь противоречить императору, проводившему массовые преследования по закону «об оскорблении величия» и насаждавшему культ обожествленного императора Августа. Впрочем, для христиан это не имело значения, римские архивы могли быть в IV веке в их распоряжении, не говоря уж о произведениях языческих историков. Игнорирование реальных событий Евсевием тем более показательно, что данное им объяснение имело некоторое основание в древних римских традициях: еще во времена республики существовала особая коллегия из десяти человек, надзиравшая за религиозными делами. Во времена республики сенат мог запретить отправление каких-либо культов, но в период империи это делал император, хотя и не всегда успешно: так, почитатели египетской богини Исиды и иудаисты существовали в Риме и после решения Тиберия о высылки их из Рима. Население столицы, не говоря уже обо всей империи, было настолько этнически пестрым, что уследить за множеством культов было практически невозможно. Введение новых культов было также делом императора, хотя и достаточно редким: так, Адриан приказал обожествить своего погибшего любимца Антиноя, но, по-видимому, широкого распространения он не получил. Единственным общегосударственным культом был культ императора, который продолжал существовать и при Константине.
Объяснение Евсевия показывает тот процесс переработки исторических событий (со своеобразной опорой на выборочные реальные факты), который, начавшись на низовом уровне, перешел в творчество и образованных христиан.
Разумеется, конструирование исторических событий на основе сказаний и легенд было свойственно античному исто-риописанию, но это прежде всего касалось древнейших до-письменных периодов, как это можно видеть у Ливия в рассказах о правлении первых царей. На рубеже эр в Риме сложилась рационалистическая историография (а в Греции еще раньше), опиравшаяся на множество сочинений писателей и письменных документов, как архивных, так и выбитых на выставленных на всеобщее обозрение каменных плитах.
Поскольку даже авторы фантастических чудес в апокрифах не рисковали писать о переходе даже сочувствующих императоров в христианство, то в их писаниях христианами становятся местные правители, иногда после смерти апостолов, как в Деяниях Матфея или Варфоломея, или сразу как только они знакомятся с учением Иисуса, как в Учении Аддая.
Обязательное обращение большинства правителей в христианство представляется мне показателем того, что среди народных масс, давно превратившихся из граждан в подданных, складывалась своего рода «царистская» идеология: в их представлении сначала императоры, а потом любой владыка в конце концов должен был стать защитником веры, однако происходило это с помощью святого апостола, освещающего власть христианского государя.
Изменение подлинных исторических эпизодов проявляется и во введении второстепенных действительно существовавших деятелей в вымышленные события и в другое время действия. В начале «Учения Аддая апостола» упомянут наместник Сирии, Финикии, Палестины Сабин, сын Евстрагия (невероятное сочетание имени и отчества для римского наместника). Такой наместник нигде не засвидетельствован, но Иосиф Флавий упоминает Сабина, прокуратора Иудеи в 4 г. до н.э. Я полагаю, что составители апокрифа воспользовались этим именем, так как он мог запомниться на Востоке. При нем вспыхнуло восстание в Иудее, он с военным отрядом подвергся длительной осаде; восстание, это было подавлено наместником Сирии Варом со страшной жестокостью (Иудейские древности, XVII, 10). Использование имени Сабина, хоть и превращенного из прокуратора в проконсула, создавало для легенды определенный исторический фон.