Рональд Рейган, само собой, видел войну только в кино или на съемочной площадке. Там всем ужасно нравится воевать. Ранения получались такие аккуратненькие, и раненые никому не докучали своими стонами, и никто не умирал по-дурацки. А Джордж Буш - ну, это просто образцовый герой-вояка, что там говорить. Только он в авиации воевал, а сверху война вроде как спорт, этакий захватывающий поединок на арене. Те, кто служит в авиации, почти никогда вблизи не видят лица тех, кого убили или ранили (если вообще им доводится видеть лица своих жертв). Для тех, кто повоевал на земле, обычное дело - тяжелые сны, когда снятся убитые ими люди. К счастью для себя, я никого не убил. А вы представьте себе летчика или стрелка из экипажа бомбардировщика: вдруг ему придется признаться, что он никого не убил, так он же со стыда сгорит.
Кроме того, на моей памяти Джордж Буш - первый президент, который был избран в результате кампании, носившей откровенно расистский характер - всех запугивали разговорами про черных психопатов и насильников. Вздумай он толковать про насильника-армянина, или еврея, или поляка, на него бы смотрели с таким же презрением, как на Генриха Гиммлера, который разводил кур у себя на ферме, а потом стал начальником над всеми лагерями смерти. Но Буш изучил Америку лучше, чем я - мне за всю жизнь так и не хватило духу, поэтому он нас и запугивал именно черным насильником, благодаря чему победил, вот так-то, победил! Ну и черт с ним! Плевать, коли так. В 1935 году Синклер Льюис написал роман, в котором предлагает вообразить Америку фашистской страной, - "У нас это невозможно". И я тоже считаю: у нас это невозможно, ну разве что грянет еще одна Депрессия.
С настоятелем собора Полом Муром-младшим мы давно дружим. Джил знала его еще девочкой в Морристауне, штат Нью-Джерси. На Галапагосские острова мы ездили вчетвером - он со своей женой Брендой и я с Джил. Как-то вечером, когда мы находились точнехонько на экваторе (и в водах Эквадора!), я попросил его показать мне Южный Крест, который никогда не могу отыскать на небе. Он-то отыщет, я это знал, ведь Мур в войну был морским пехотинцем и пововевал как раз к югу от Эквадора, на Гвадалканале. (Там он и верующим стал. А вот я, если бы был верующим, стал бы там атеистом.) Южный Крест оказался этакой крохотулечкой, если смотреть с палубы корабля, - вроде кнопки, какой пришпиливают чертежи.
- Маленький, уж извините, - сказал Мур.
- Не по вашей же вине, - откликнулся я. Довольно долго он был священником в Индианаполисе, поэтому знает кое-кого из моих родственников, вернувшихся к вере. Он очень славный человек, всегда заступается за слабых, если сильные (в основном из числа подписчиков "Уолл-стрит джорнел") их обижают, ущемляют и третируют. Однажды ко мне обратилась женщина, которой предстояло рожать, и спросила: а стоит ли давать жизнь ребенку, ведь мир до того ужасен? И я ответил: для меня жизнь почти не требует оправданий, потому как мне выпало знать святых людей, - и назвал настоятеля Мура.
XVI
Моя первая жена Джейн Мари, урожденная Кокс, - мы с нею познакомились, когда ходили в детский сад, - принадлежала к семейству квакеров, а покинула сей мир (в качестве миссис Адам Ярмолински) прихожанкой епископальной церкви. Ее отец, ее брат - оба квакеры - проходили службу в морской пехоте. Квакер-воин (самый известный представитель этой породы - Ричард М.Никсон) появился, как мне говорили, во времена, когда квакеры вместе с приверженцами других конфессий совершали свой путь пионеров, двигающихся на Запад. Детям ужасно нравились - просто карнавал - церковные службы, такие не похожие на те, к которым они привыкли: тут и музыка, и проповедники говорят с особым воодушевлением, до того интересно рассказывают, как Бог борется с Диаволом. Ну и пришлось квакерам-старикам, чтобы потомство тоже в квакерах осталось, кое-что позаимствовать у шоу-бизнеса, самим научиться и думать, и говорить как большинство людей - большинству ведь насупленность не свойственна. (Итог: Ричард М.Никсон, а также мой первый зять, как, впрочем, и второй, нынешний.)
Первый мой зять пережил нервный коллапс, когда проходил подготовку в учебном лагере морской пехоты, но не думаю, что в этом квакерство его повинно, даже то особенное квакерство, которое его отличало. Он здорово катался на коньках, и когда кончил университет Индианы, его пригласили в ледовое шоу. Однако папа-квакер категорически был против. Вот он и записался в морскую пехоту, а потом, как я уже сказал, у моего зятя шарики за ролики зашли. Сейчас, правда, с ним все в порядке. (Все хорошо, что хорошо кончается.)
Моя славная Джейн училась в Суортморе, квакерском колледже под Филадельфией, и всей душой была привязана к строгому квакерству - там все было по этой мерке, никакой музыки, медоточивых проповедников или экзальтации. Когда устраивалось собрание, сходились почти что среди голых стен и речь вели о том, что сей момент душу тревожит, а не то чтобы заранее расписать, кто за кем выступает и о чем говорит. Случалось, вспоминала она, и просто сидели молча (так было сразу после Перл-Харбора, например). И все равно было чудесно, может, так оно даже всего лучше было, по словам Джейн.
Но после того как мы поженились, она больше на квакерские собрания не ходила, хотя непременно нужно было ей знать, когда и где они проводятся, первым делом об этом осведомлялась, стоило нам куда-нибудь приехать. А не посещала она эти собрания, оттого что в восточных штатах - мы теперь на Востоке жили - они очень уж напоминали Народные общества, как их описывает Роберт Редфилд. Тоже все сплошь люди, связанные кровными узами да живущие на землях, которые спокон веку их роду принадлежали. И еще вот что останавливало Джейн, да и кого угодно остановило бы: не любили там чужаков, ну разве что какой-нибудь богач заглянет, но чтобы хватило ему такта поскорее уйти. (Похоже на тех молодых израильтян, которые росли в киббуцах, - Бруно Беттельхейм описывает таких в своем романе "Дети мечты".)
(Я тоже испытал подобное чувство неловкости, когда меня пригласили выступить в унитарианской церкви на Гарвард-сквер в Кембридже, штат Массачусетс. Ни к кому я там не испытывал чего-нибудь, напоминающего родственные чувства, и ясно было, что этим чопроным профессорам я не могу сообщить решительно ничего такого, что они сами не обсуждали уже много, лет назад, либо признав истиной, либо коллективно отвергнув. Самый настоящий киббуц - в своем роде).
Неодолимое устремление Джейн к большой семье, где все думают одинаково, проявилось в первый раз, когда она была еще совсем подросток и упорно твердила, что у нее будет семь детей, не меньше. Так оно и вышло. Трое у нас было собственных, и вроде бы решили - хватит. Но тут умерли моя сестра и ее муж, вот и добавилось еще их трое.
(Когда кто-нибудь с подобной точностью предсказывает весьма сложные и необычные вещи, мне невольно кажется, что ничего-то мы не смыслим относительно времени. Ведь и гибель могучего парохода "Титаник" тоже предсказывалась. Один писатель даже роман об этом сочинил, еще когда судно не спустили со стапеля).
Семейство, в котором она выросла, Джейн недолюбливала (отчасти из-за того, что у ее матери периодически случалось помрачение рассудка), зато она просто обожала детей и те тоже ее обожали. (Когда наш брак распался и фтористоводородная кислота - выражаясь фигурально - прямо-таки разъедала мое существование, я как-то сказал в гостях одному психиатру, что следующая жена, если таковая появится, должна быть из тех, кто в детстве по-настоящему любил свою мать. Психиатр прокомментировал:
редко когда приходилось ему слышать до того глупые, до того саморазрушительные формулировки - что от "мужчин, что от женщин. "Может, вам лучше проехаться в бочке по Ниагарскому водопаду, а?")
Выросли дети, которых она так пестовала, разлетелись кто куда, и Джейн снова стала испытывать приступы непереносимого одиночества, а что тут мог сделать я - помощи ни от кого, да еще сигарету изо рта не выпускаю, - вот и получалось, нечем ей помочь.