С трудностями и страхом, погоняемые нашим проводником, еще засветло мы взобрались на крутой обрыв дьявольского моста. В темных пещерах, никогда не видавших солнца, сбитые груды снега грязной лавой, скатившейся с гор, окатили нас. Измученный солдат, по пояс в этой грязной лаве, должен был пробираться, постоянно увязая в тающем ледовом поле. А здесь с моста из нескольких жердей, брошенных на скалы, перед нами разверзались пасти Самура, который в этом месте максимально сужался (до ширины лишь в 12 футов), но переправа через него была наверняка более страшной, чем переправа по мосту Магомета, по которому он в судный день должен был перевести правоверных. Жерди, укрепленные фашиной и заполненные гравием, после бури были разбиты в щепки и торчали над пропастью, как скелеты. Никто не отважился по этим перекладинам перейти на другую сторону, ибо вода так сильно билась под ними о скалы, переворачивала их, и такой шум стоял от этих волн, что не было слышно грохота артиллерийских орудий. Лишь один проводник успешно пробился по ним и жестами руководил нами.
Он велел сблизить жерди, а на них положить пустые ранцы и прикрыть их сверху, и так умело и ловко справлялся с хаосом, что весь вооруженный отряд смог одолеть этот искусственный мост до того, как ночь нас при переправе настигла. Скалы разверзлись, налево спускалась дорога пошире, а направо бурлящий Самур грохотал в пропасти. С пустыми руками и с сердцем, которое наконец покинул страх, как освобожденные от кандалов, солдаты бодро сбегали по широким, хотя и крутым гранитным уступам, и поздно ночью на первой же поляне сделали привал. Никто не роптал, что измученное тело должно было томиться на мокрой и вязкой земле, что тяжкий день был проведен без еды, а вечером досталась горстка сухарей, принесенных на собственных плечах, что бедному телу придется коротать эту ночь под мокрой шинелью, что даже костра не удалось разжечь, чтоб согреться, потому что и кустов тут не было видно.
Когда горец пускается в путь и хочет согреться у жалкого костра, он должен иметь с собой в кожаной торбе сушеный кизяк, спресованный в лепешки для огня, а к нему овсяный чурек (лепешки) и сыр для утоления голода. Ночь была темной, наверху неподалеку виднелись тусклые огни от того же кизяка; это были халупы горцев (сакли), висящие над ущельем. Никто, однако, не завидовал их счастью и, скорее всего, не имел времени на это, ибо сон был самым желанным сейчас. Отдохнув до семи утра, отряд прошел село (аул) Гельме, втиснутый во впадину скалы, а дальше - крутые горы и многочисленные потоки, пока к ночи мы не достигли большой резиденции ханства Рутули, богатого пастбищами, нивами и садами.
Рутули расположен на доступном склоне горы и насчитывает несколько сот каменных домов. Замок ханов с башнями и бойницами, сегодня опустевший из-за того, что прервалась мужская линия ханов, славится величественной мечетью и двумя минаретами замечательной постройки; остальное, как и в любом горском ауле, составляют развалины и мусор. Сады, полные фруктов, растут диким образом. Там сплетение векового каштана с барбарисом, тенистых лип и сливы, виноградной лозы с ивой и разного рода кустарниками. Лишь березы нигде не увидишь, как и в иных лесах восточных отрогов Кавказа, разве что русские выращивают их в своих садах. Зато в плодородных долинах цветут прекрасные желтые и белые лилии, буйные нарциссы, алые розы и разноцветные астры.
Из Рутула остается один переход до Ахтов /Ахты/, крепости, достаточно мощной, чтобы удерживать в подчинении огромный аул с тем же названием, который в 1839 году оказал сильное сопротивление при поддержке соседних лезгинов, поджигаемых Шамилем. В том же году после победно завершившейся экспедиции под началом командующего Кавказским корпусом Головина эта крепость стала одной из главных в Дагестане, наряду с меньшими крепостями. По ведущему к ней удобному укрепленному мосту мы еще раз перешли через Самур, как всегда черный и непокорный, и, переночевав, быстрым маршем направились к владениям казакумыков и успели к ночи приблизиться к большому аулу Карах, резиденции ханов.