В ту пору это был сборный пункт войск, отправлявшихся в экспедиции. На рассвете, миновав другие горы, мы заняли голый хребет вместе с аулом Чизар, где был постой. Этот хребет и аул станут достопамятными пунктами в военной истории российского войска. В памятные времена правления Ермолова на Кавказе, прославившийся особым мужеством капитан Овечкин со своей ротой на этом месте выдержал в голоде и жажде долгие дни осады. Когда многие воины от лишений и вражеского оружия погибли, и сам он умирал от ран и голода, капитан узнал, что фельдфебель его роты настраивал солдат сдаться. Он собрался с силами, подполз к оборонному валу и приказал солдатам перебросить предателя через вал на штыки. Этот пример мужества и выдержки командира придал силы солдатам и позволил продержаться еще один день, пока подоспела помощь с провиантом. В этом же ауле доныне возвышается острый кол, на котором погиб несчастный Щербина (литовец).
Он был направлен туда со взводом солдат для обороны. Когда они в минарете стояли насмерть, и голод и угрозы не смогли их вынудить сдаться, лезгины, жаждущие мести, ночью сделали подкоп под минарет и уничтожили весь взвод. А когда раненный в обе руки Щербина оборонялся зубами, лезгины отрубили ему обе стопы, вытянули жилы и в умирающего вбили этот кол, который торчит и ныне. Страшная история аула Чирах и его околиц! Окруженный громадами диких гор, лишь кое-где поросших можжевельником, он неказисто цепляется за скалы над мутной рекой. В низине и в ущельях песчаная его земля едва может родить жалкое зерно и овес, выращенные непосильным трудом крестьянина. И это весь достаток края. Всегда окутанный туманами, обдуваемый ветрами, аул насылает на кочующего солдата неисчислимые болезни. И нигде и ничем не согреться, потому что кизяк, которым горцы очень дорожат, едва дает тепло. В июле такой холод, что без шубы трудно выдержать в палатке, поэтому местные жители всегда ходят в огромных кожухах с широкими воротами и рукавами. Я не раз спрашивал, что может их держать в столь бедной местности? И всегда получал в ответ: «Гляди, как прекрасно стелется дымка, и покоятся могилы наших предков, и мы хотим здесь лежать».
Даже Флехер на похоронах Фузенна (как мне кажется) не сказал лучше: «Вот эта нива, которая меня и моих братьев кормила, а в этой могиле покоятся гробы наших общих отцов; и между этой нивой и могилой я положу свою жизнь». Такой глубокой привязанностью дышит каждый горец: для него нет жизни, нет радости, лишь в горах, где он родился; по ним он всегда и везде тоскует».
Написано в Чизахе в 1845 г.
Первопубликация: Аристарх Сосновский. Описание перехода через хребет цепи гор Лезгистана. «Атенеум», 1847, т. 1. сс. 218-231. Текст никогда более не публиковался.
Według oryginału: Arystarch S[osnowski], Opis przejścia łańcucha gór Lezgistanu, „Athenaeum” 1847, t. 1, s. 218 - 231. Nigdy więcej nie był publikowany.
Грузинский князь
C. Poezja
ПОЭЗИЯ
Леон Янишевский
К отсутствующей
Комнаты пусты - ее нет!
Что поделать со скучным вечером?
Счастье, что я пишу /что я автор/,
И даже ощущаю вдохновение.
Располагаюсь в будуаре
И выставлю мою ветреность
Напоказ - дымом крепких сигар,
Затем - когда придет вдохновение -
Долгой нескончаемой рифмой.
Для отсутствующей - а она,
Замечтавшаяся в вихре света,
Возвратясь в затишье дома
Найдет забытый листок,
Сожалением, тоскою овеянный,
И пока ее прекрасный сон
Убаюкает волной мечтаний,
Может быть, сонные глаза
На миг остановит на нем,
Сладкой улыбкой поприветствует
И довольно... ах, она больше
Сонным взором прочитает,
Голос сердца лучше поймет,
Чем ты - трезвыми глазами,
Корпеющая над множеством знаков,
Чтобы в нагом скелете формы,
Или в забытой точке с запятой
Найти защиту от поэта,
В вечно святотатственном языке.
Никчемные! Но что я слышу?
Ближний театр загремел сумотохой:
«Прочь, прочь! Браво, браво!
Смирнов, Смирнова, Смирнова!»
Боже мой, как кружится голова!
Ах, ведь это то самое зрелище,
Милее и глупее которого нет на свете!
Где человек передразнивает человека,
Ближний очерняет ближнего,
Где чувства фальшивы,
Где яд разврата
Влечет колоритом забавы.
Где затянутые в корсеты,