Грубые, неотесанные пни
Играют роли воздушных нимф,
Где комедиант в любое время
Плетет дурацкий вздор,
А толпа восторженных зрителей
То расчувствуется сердечно,
То бьет «браво» и аплодирует
Так, что трясется трущоба,
По заботливой милости правительства
Вымазанная, выбеленная,
Переделанная в изящный театр.
И что еще? Ах, неужели мало
У шумного Тифлиса соблазнов?
Смотри, каким прекрасным балаганом
Занята Эриванская площадь!
А над балаганом возвышается флагшток,
На флагштоке пурпурное знамя
Развевается над нашим миром,
Как знамение утешения и веселья.
Чтоб развеять тяжелые думы,
Иди прямо в балаган.
За рублевку - за мелочь -
Увидишь, как прыгун на линии,
Напротив прекрасной девушки,
Чудесно танцует польку.
Или, наконец, в запале,
После всех чудес ловкости
Бросается - сальто мортале!
Так, что дамы падают в обморок.
Потом снова иное зрелище:
Дети, хорошенькие, как ангелочки,
То ходят вниз головой,
То прыгают, как козлята,
То так выгибаются,
Что я сказал бы,
У них сломаны руки и ноги.
Ах, это очень волнующее зрелище,
Особенно для женских глаз,
Когда, как в конвульсивной муке,
Напрягаются мускулы,
И когда ребра трещат в боках.
Но вновь меняется зрелище.
Целая кавалькада всадников,
Как вихрь, врывается на площадь!
Кони танцуют на бегу.
Затем вооруженные наездники,
Ряд против ряда
Ведут такой кровавый бой,
Что душа уходит в пятки
Сколько же грохота, пыли, треска!
Дым пороха - пыль от песка,
Шум выстрелов - удары сабель,
Так, что в балагане трещат перекрытия.
Но при этом, слава Богу,
Ни капельки пролитой крови.
Ох, ох, ох, какие чудеса! -
Выкрикивает счастливый грузин.
А там снова другой чудный театр,
Так называемый механический,
Где люди, выструганные из дерева,
Приглашенные актеры,
Когда их разбудит пружина, -
Они разумнее и стройнее
Нас, учтивых живых людей.
Перейди улицу - посмотри на стены,
Где выстроились роскошные афиши.
Одна из них написана стихами,
На русско-немецком языке,
Полная запатентованных свидетельств
От городов, сообществ и дворов,
Где в сладеньких выражениях
Хозяин кунсткамеры просит поклонников
Навестить за два абаза
Кабинет восковых фигур.
За два абаза вы без книги
Там выучите историю,
Потому что глашатай вводит гостей
И рассказывает им о жизни
Этих колоссов силы,
Власти, разума, величия,
Что сейчас в искусственной оболочке
Стоят молчаливые и глупые.
Послушаем же - глашатай начинает,
Публика навостряет уши:
«Вот этот первый, достойной тучности,
Это Александр Великий.
Воевал, ел и пил много,
Каждый день съедал целого теленка
И выпивал три бутылки...»
«Чего?» - спрашивает кто-то из зрителей
„Szwarcbier, fersztejtsich» - и все.
Вот две похожие пары,
Это жены-изменницы.
Эней уходит от Пурифары,
Иосиф от Дидоны.
**********************
Пожалуйста, посмотрите! - волнующее зрелище
Везде восхищается публика:
Вот стоит одна волчица,
Она кормила близнецов,
Но по дороге они испортились,
Когда поворачивала повозка с сундуком.
Это были не волчата,
А хорошенькие маленькие дети.
Мой хозяин с хозяйкой
Сейчас работают день и ночь
И быстро смастерят новых.
**********************
Вот две римские фигуры
Вон тот, который стоит понурый -
Это Тарквиний, последний царь,
Который за сладострастие попал в ловушку.
А это Август - первый кесарь,
Он был большим поклонником стихов.
***********************************
Это Ринальдо Ринальдини,
Философ новейшей школы,
Он жил в лесу или гроте,
Всегда бедный и нагой.
На дорогах со своими учениками
Искал богатства земли,
А бедным подавал понемногу.
Это все. Теперь прошу,
Господа мои, пойдемте дальше,
В следующий зал,
Где законодатели, ученые
И создатели новых сект.
А этого сброда так много,
Что некоторые стоят в сенях.
Третья комната - там не шутки,
Там одни чудеса и диковинки.
Пинетти, играющий в карты,
Трубящий в трубу охотник,
Фридрих, которому бреют голову,
И баба, танцующая соло.
Но зато новое диво -
Отдельно абаз за пиво.
Правда, нечего сказать,
Как можно усидеть в доме,
Хотя бы в том, который мы любим, -
Когда есть такие зрелища.
А там всегда людно, светло,
Столько блеска, столько жизни,
Что самые милые мгновения бытия,
Которые мы несем в дар любимым,
В сравнении с этим
Тысячи раз блекнут и гаснут.
Вот утехи, вот веселье,