И милое времяпрепровождение,
Времени, которого у нас так много
В наше непрожитые годы
С такими тянущимися вечерами.
Может ли с этим сравниться
Взаимное излияние чувств
В одинокой домашней тишине,
Без свидетелей и друзей,
И долгий трогательный разговор,
В котором душа тает в словах.
Которому не было бы конца
Даже до утреннего солнца!
Счастлив тот, для кого небеса
Не предвидят таких наслаждений,
Кому так легки, так милы,
Минуты подобных развлечений, они
Заменят домашнее счастье.
Там не нужно больших жертв,
Там, как на рыночных торгах,
Нужны глаза и уши,
А жизнь сердца и души
Дремлет в сладостной летаргии.
А для меня сладостные соблазны
Имеют домашний святой уголок,
И эти тихие четыре стены,
Где я, забытый сирота,
Мою одинокую тоску
В трогательных размышлениях изолью.
И откуда посылаю летящую мысль
Далеко... на четыре стороны,
Которых я больше не увижу,
Гонимый бурею несчастья.
Будь счастлива и спокойна! -
Пусть все в мире тебя забавляет,
Пусть никогда борьба чувств
Не обагрит твоего сердца.
Путь тебе еще с новою весной
Откроются сокровища жизни,
И все цветет в природе,
А громы, молнии, бури
Пусть только мучатся и свирепствуют
Над бедной головой скитальца!
Тифлис, 1846
Текст дается по первопубликации «Паментник Науково-литерацкий» (Pamiętnik Naukowo-Literacki”), 1850, т. 2, ч. 6.
Пану Ежи
(посвящается Ежи Кобылиньскому в память о прекрасных мгновениях, проведенных вместе в Добросне в ноябре 1837 г.).
Пан Ежи,
Жизнь бежит,
А смерть за спиной,
И через мгновение
Так нежданно
Уложит тебя плашмя,
Что кувыркнешься
Верх тормашками,
Будешь погребен,
И ксендз-настоятель
Со всех сил
Вечный реквием и
Dona ei,
По очереди
Напоследок
Тебе прокричит...
Может, чьи-то
(Кто напьется)
На твои доски
Упадут слезки!
Или, может,
Что, дай Боже!
Хоть одна
Слезинка
Искренняя, бедная
В этот час
Тихо скатится! -
И тут же с лопатой
Естественно, за плату
Дед веселый
Твой пепел
Бодро засыплет.
А на поминках
Близкая родня
Вся радуется,
Что пан Ежи
В земле лежит.
Приветствуют
Всей толпой прохвостов
Наследников,
И твое состояние /пожитки/
В миг растащат! -
И когда-то наконец-то
Вспомнят в городе
Советника на балу. -
Тогда и родственники,
Расчувствовашись, загрустив,
Те, что недавно
Твердой рукой
Твои запасы золота,
И ящички,
И столики,
И сундуки, и повозки,
И шкатулки,
И шкафчики, и полки,
И так далее,
Растащили,
Наконец
И о тебе
С печалью вспомнят,
И над гробом
Вскладчину
Гладкую урну,
Незатейливую,
За шесть грошей,
Решат слепить
И надписать:
«Здесь лежит
Святой памяти Ежи,
Вспомни, кто пройдет,
Славься, Мария» -
Пан Ежи!
Жизнь бежит!
Где же те времена,
Когда расточались запасы,
Блестящие
И щедрые,
Анектодов,
Историй,
Ситуаций,
Правды и сплетен?
И где они,
Когда-то здоровые,
Резвые, живые,
И счастливые,
О которых ныне
Говоришь не раз,
Где давние забавы?!
Веет ветер,
И лист с дерева
Среди метели
Летит... летит...
Где-то в пространстве! -
Еще миг...
И нет его!..
Это эмблема
Дней людских!
Пан Ежи!
Жизнь бежит!
Время утекает!
А потому, давай-ка резво
С шумом, с суматохой,
С жаждой радости и удовольствий,
Давай жить поскорее!..
Эй! Кто резвый
И не резвый,
Забавляйся,
Забавляйся!
Прочь, прочь горесть!
- Виват, чарка,
И возлюбленная,
И книжка,
И трубка,
И забытый на стене
Меч деда!
Виват всем
Душевно близким,
Хоть разделены
Мы расстояньем
И морями,
И горами,
«Милые братья!»
В этот миг
Поднимите фляги!
Сегодня - сегодня наше.
Brevis vita
А назавтра конец. -
Вино искрится,
Эй, молодежь -
Приветствую, Ежи!
Текст печатается по первопубликации «Рубон» („Rubon”), 1846, т. 7., с. 233-236. Никогда более не публиковался.
ЮЛИУШ МУЧЛЕР
«Слеза»
Что за хрусталь роняет зеница
Создания, достойного жалости, милости? -
Почему так плачет чуткая девица? -
Это слеза любви.
А слеза, что плывет из очей матроны,
Обнимающей своих деток,
Почему ее взгляд столь печален? -
Это слеза матери.
У этого старца, что по улицам
Оголодавший, дрожащий, просит денег,
Тоже слеза сочится по застывшему лицу;
Это слеза нищеты.