Следует добавить, что патриотические чувства в отношении Грузии заставили Янишевского сделать приписку к поэме: «Справедливость требует добавить, что с 1846 года, когда был написан этот стих, театр тифлисский настолько улучшился, что часто доставляет зрителям подлинное удовольствие. А на Эриванской площади, вместо шатра для акробатов и вольтижеров, возносится прекрасное новое здание, предназначенное для нового постоянного театра в Тифлисе» [53, 34].
С одной стороны, автор не мог отказать себе в удовольствии создать язвительную картинку любительских театров и балаганов, с другой стороны, искренне опасался, что положение театра в его любимом городе будет неверно воспринято польским читателем.
Творчество Янишевского, как и творчество ведущего поэта «кавказцев» Тадеуша Лады-Заблоцкого, отчетливо делится на два периода (Заблоцкий, правда, делил его на два этапа: до ссылки и другой, кавказский). Янишевский также остро переживал крушение надежд и в своих самых радикальных произведениях («Два дня» и др.) доходил до открытой критики строя и системы человеческих отношений.
Во время пребывания в Тбилиси Янишевский чуть не попал в еще одну «историю». Когда в 1851 году царская полиция конфисковала седьмой номер виленского альманаха «Паментник науково-литерацки» и арестовала редактора Ромуальда Подбереского (с большим участием относившегося к кавказским ссыльным) по обвинению в связях с Польским Демократическим Обществом, в списке разыскиваемых личностей оказался и Янишевский. Видимо, тот факт, что он уже находился в ссылке, спас его от повторного изгнания. Сам Подбереский оказался в Сибири.
Письмо Янишевского к Подберескому с оценкой творчества «группы кавказских поэтов», опубликованное в 1850 году, является самым подробным документом, заключающим в себе самооценку творческой группы, и требует отдельного изучения. Отметим здесь лишь тот факт, что ирония Янишевского распространяется и на его собратьев по перу, но при этом он ставит для себя и коллег высокие поэтические задачи без всяких скидок на их судьбу изгнанников. Этот документ свидетельствует о том, что группа, члены которой фактически не собирались вместе ни разу и не имели поэтического манифеста, тем не менее, обладает несомненными общими генетическими и типологическими чертами [III.2].
В Тифлисском календаре за 1860 год поэт значился как учитель музыки в Закавказском женском институте. Это была, по-видимому, его последняя должность, так как в 1861 году он скончался. Фигура Леона Янишевского многогранна. Безусловно, он не исчерпал своих литературных возможностей.
Ксаверий Петрашкевич[10]
Ксаверий Петрашкевич (1814-1887) также занимал одно из значительных мест в кавказской группе. Он был четвертым из тех, кому посвятил свой том «Поэзии» Лада-Заблоцкий [69], тем самым как бы определив ядро группы (наряду с Янишевским, Стшельницким и Анджейковичем). Петрашкевич пребывал на Кавказе недолго. Рейхман пишет о нем как о студенте Киевского университета, «по списку Конарского» сосланного в артиллерийский корпус [109, 29]. «Политическое преступление» и место ссылки указаны точно. Что касается университета, то в познаньском «Дзеннике домовым» за 1841 год появились «Отрывки из дневника бывшего виленского студента Кс.П., «ныне солдата Кавказского корпуса», принадлежащие перу Кс. Петрашкевича, а также его сонеты [95]. Как о студенте из Вильно пишут о нем и иные авторы. Наследие Петрашкевича невелико.
Петрашкевич поступил на литературно-философский факультет Киевского университета в 1835 году (по данным Малаховской - М.Ф., Д.О.), дружил с Винницким, а в тюрьме - со Стшельницким. В 1845 году, по возвращении с Кавказа сдавал кандидатский экзамен по философии одновременно с Бушчиньским. Научная степень по российскому законодательству возвращала ему отобранное судом дворянское звание. В круг его друзей входили Изидор Коперницкий, Болеслав Рыльский, Кароль Олизар, известные деятели науки и культуры той поры. В 1854 году Петрашкевич женился на Теофилии Гурской, в их браке родились девять детей.
О его пребывании на Кавказе говорят, прежде всего, «Отрывки из дневника» («Дневник»). По-видимому, зимой 1840 года он участвовал в тяжелом походе из Тбилиси по Военно-Грузинской дороге в горы. В отрывках из записок перед нами предстает человек поистине любознательный. Оказавшись на ночлеге вo Мцхета, в походных условиях, он не упустил возможности осмотреть древнюю столицу Грузии: «Сохранилась еще крепостная стена, а посередине - грандиозная церковь, может быть, самая большая в Грузии, где покоятся здешние цари - посетил эти захоронения, не мог прочесть надписей, кроме одной по-русски, это была могила Ираклия, последнего из правивших царей» [95, 198]. Такой интерес проявился в первую же зиму пребывания в Грузии.