Отметим, что Заблоцкий раньше других ощутил такой разлом. В уже цитированном стихотворении, написанном еще в Витебске в период следствия, он пишет:
Upadł ze szczytów szczęścia i świetnych nadziei
Na szczebel ostatniego w świecie upodlenia.
Подстрочник:
Пал я с вершин счастья и прекрасных надежд
На последнюю степень унижения /позора/ [140,128].
Иллюстрацией к этому положению может служить значительная часть поэтических текстов «кавказцев». Матеуш Гралевский в «Кавказе» приводит строки из стихотворения неизвестного польского поэта:
Rzuciłem strony mej ojczystej ziemi
Od swoich swoim okrutnie wydarty.
Подстрочник:
Покинул я края моей родной страны,
От своих своими же жестоко оторванный [36, 513].
Войцех Потоцкий в стихотворении «На смерть Владислава Стшельницкого» пишет от имени матери юного поэта:
Dałeś mi, Boże, syna w twoich łask szczodrocie,
Lecz z sądów niezbadanych dawnoś nas rozdzielił. [105,172].
Подстрочник:
Дал мне, Боже, сына от своих щедрот,
Но по непостижимому приговору давно нас разделил.
В образах, представляющих этот «поворотный пункт», содержится семантика переоценки, потери ценностей и бесповоротного развала естественного хода событий - сын, разлученный с матерью, молодой человек, падающий с высот подобно Икару или, возможно, ангел, изгнанный с небес и обреченный на вечные муки. Зло приходит извне и невозможно постичь его смысл. Лишь постоянно принятые в поэзии формулы: приговор Всевышнего, судьба, предназначение являются попыткой ответа на этот вопрос. Что на самом деле кроется за этими формулами? Возможно и то, что будучи узником, нельзя было открыто выразить свои чувства.
Такое ощущение границы, раскола на две контрастные части стало настолько органичным, к примеру, для Заблоцкого, что привело к удивительному явлению.
Дина Прокофьева провела сравнительный анализ стихотворения «Отцу» Александра Одоевского и первого «кавказского» произведения Заблоцкого «Моей матери» [167, 121-128]. Казалось бы, заимствование налицо. Стихотворение «К отцу» было впервые опубликовано в 1841 г. в «Отечественных записках» за подписью «А-й». Но Д.Прокофьева доказала, что Заблоцкий и Одоевский вполне могли встретиться на Кавказе, и текст стихотворения мог быть известен польскому поэту.
Приведем для наглядности шесть строк:
А.Одоевский:
Как недвижимы волны гор,
Обнявших тесно мой обзор
Непроницаемою гранью!
За ними - полный жизни мир,
А здесь - я одинок и сир,
Отдал всю жизнь воспоминанью [162, 208].
Т.Лада-Заблоцкий:
Spod wieńca różnobarwnych chmur
Posępnie sterczą szczyty gór
Jak fale zamrożone morza;
Za niemi pełen życia świat,
Za niemi pamięć błogich lat,
Za niemi szczęścia mego zorza [69, 139].
Подстрочник:
Из-под венца разноцветных туч
Мрачно торчат вершины гор,
Как волны замерзшие моря;
За ними полный жизни мир,
За ними память блаженных лет,
За ними счастья моего заря.
Однако столь разительное сходство первых шести строк сменяется у Заблоцкого иной разработкой темы.
Случайное текстуальное совпадение почти невозможно, как трудно смириться и со столь явным заимствованием. Очевидно, тоска Одоевского, ощущение «предела», непреодолимой границы, олицетворенной в образе гор, цепи вершин, поразило попавшего на Кавказ Заблоцкого. Стихотворение «Моей матери», по-видимому, относится к первым стихам, созданным в ссылке, так как открывает в томе «Поэзии» кавказский период творчества. Заблоцкий также поначалу ощущал давление гор, сверхчеловеческие масштабы горного пейзажа и, возможно, воспринял стихотворение Одоевского как толчок для написания своего лирического послания, фактически вольно перевел Одоевского, а далее по-своему разработал тему. Приведенное стихотворение Одоевского как бы концентрирует в себе ощущение изгнанника, оно содержит и восприятие мира, разорванного надвое, и противопоставление жизни «здесь» и «там», и обращение к прошлому.
Последняя строка строфы полностью совпадает с глубинными чувствами, даже образом жизни кавказцев, и с их видением мира, определившим структурные основы поэзии. Это строка «Отдал всю жизнь воспоминаньям». Чуть ли не каждое слово строфы А. Одоевского является ключевым и для поэзии ссыльных.