Естественно, подобного постыдного термина, имеющего резкий оценочный оттенок, нет и никогда не могло быть в Польше. Но удивительно, что ссыльные поляки, едва оказавшись на Кавказе, пытались разобраться в разноголосьи традиций и языков кавказских народов. И иногда им это удавалось лучше, чем их потомкам. Сегодня Кавказ и Грузию нередко посещают журналисты, совершенно не разбирающиеся в кавказских и грузинских реалиях и оперирующие лишь самыми поверхностными сведениями, принятыми стереотипами и даже политическими пристрастиями. Может быть, если бы они знали о деятельности своих соотечественников середины XIX столетия, они бы избежали многих ошибок и неточностей. Поэтому наша книга представляется актуальной не только для историков литературы, но и для многих, кто хочет расширить представления о родной словесности и о многогранном мире, каким является Кавказ.
Безусловно, творчество «кавказцев» имеет не столько самоценное, сколько культурно-историческое значение. Однако можно говорить и о живом интересе к их совокупному наследию. Так, Чеслав Згожельский, будучи в свое время одним из руководителей по изданию польской классики, в статье о первоочередных издательских проблемах писал о необходимости фототипических изданий Мицкевича, Словацкого и Норвида, новых собраний сочинений Мальчевского, части произведений «львовской группы». А далее читаем: «Другой задачей, может быть, даже более неотложной, является поэтическое наследие кавказских ссыльных. Это относится не только к наиболее известным, Тадеушу Ладе-Заблоцкому или Владиславу Стшельницкому, хотя и их поэзия, изданная в середине XIX века, сегодня уже труднодоступна и не охватывает всего их литературного наследия. В нашей памяти должны быть восстановлены прежде всего те, кто, как Станислав Винницкий, Леон Янишевский, Генрих Яблоньский или Винцентий Давид так до сих пор не дождались издания своих произведений. Их статьи, разбросанные по журналам (частично же в рукописях, которые, кто знает, где хранятся и сохранились ли), требуют увековечения в национальной традиции не только как предмет историко-литературных интересов, но и как свидетельство о судьбе поэзии в «ссылке» [142].
Насколько нам известно, эти благие намерения, выраженные в 1968 году, до настоящего времени не осуществлены. Наша книга отчасти восполняет эту «задолженность», этим объясняется решение включить в виде приложения некоторые тексты «кавказцев». За редким исключением большинство произведений или не было опубликовано никогда, или не перепечатывалось после первоиздания в XIX столетии. Конкретные данные о предшествующих изданиях мы приводим в нашей антологии.
Самый подробный прозаический документ ссыльных поляков - «Кавказ». Его познавательное значение кратко рассмотрено в части, посвященной М.Гралевскому, хотя актуальность этого произведения в наши дни требует отдельного изучения. Гралевского можно считать первым историком кавказской ссылки. Информационное значение его «Кавказа», несомненно, велико. Отрадно, что на «Кавказ» обратили внимание современные издатели, и за последние годы он был опубликован с различными комментариями дважды [196;197].
Документом, с наибольшей полнотой выразившим самосознание поляков на Кавказе в первый, самый тяжелый период конца тридцатых - начала сороковых годов, когда условия в царской армии были для поляков особо бесчеловечными, когда велись самые жестокие бои в горах, стали письма Владислава Юрковского, включенные в антологию. Их следует признать наиболее открытым по своему тону письменным свидетельством об этом времени и его событиях.