Разъяренные жители бросились на войско, завязался бой. Со временем прибывало все больше горцев. Войско, громя ожесточенных черкесов, разгоняло толпы, не прерывая наступления. По дороге из каждого аула вылетали наездники, пули свистели немилосердно, пехота валилась с ног, казаки вылетали из седел, артиллерия также понесла немалые потери, хотя именно она больше всех досадила горцам. При орудии, которое мне доверили, двое были убиты и один ранен. До самой темноты продолжался огонь, вечером мы оказались над Кубанью, в том месте, откуда начинали наступление. Я думал, что Господь ведает, куда мы шли, а оказалось, что мы лишь сделали круг. Я живым и целым вернулся в Екатеринодар 29 сентября. Когда командование подвело итоги, оказалось, что много жертв принес этот поход, хотя в целом больше результатов, нежели жертв. А у меня, хранимого Вашим благословением, волоса с головы не упало, я благополучно прошел сквозь огонь и воду, счастливый, что могу еще выразить свои чувства к Вам, моя милостивая благодетельница. Госпожа! Позвольте мне обратиться с небольшой просьбой. Медальон, который Вы дали мне в путь, я всегда ношу на себе, но тесемка, на которой он висел, давно оборвалась. Я Вас прошу в следующем письме прислать мне какую-нибудь тесемку, которую я хотел бы получить из ваших рук, а, быть может, сплетенную пальцами панны Эмилии. Пусть она будет самой простой, лишь бы крепкой, не хочу навязываться Вам и затруднять Вас такой просьбой, но я не только в медальон, но и в тесемку верю, и при этом не хочу, чтобы убывало число дорогих для меня памяток.
Минул октябрь, никаких особых событий не произошло, кроме того, что Аугустинович и Бочковский, гуляя по городу, зашли ко мне. У Бочковского глаза еще не пришли до конца в норму, он устал за этот год в госпитале, а в целом оба здоровы. Они направились в Анапу. - Упоминая здоровых, следует вспомнить и о больных друзьях: Петрашкевич в походе в Северном Дегестане был ранен пулей в живот, говорят, что ранение очень опасное. Лучше бы он погиб, чем страдать всю жизнь, наш почтенный Ксаверий. А ведь, милостивая госпожа, может, хорошо, что Цезарий не пошел в армию, с нетерпением жду сообщений от него и Ипполита [....].
P. s. Доныне у меня нет никаких вестей от Сохажевского, хотя я точно знаю, что мое письмо и письмо родителей были получены.
5. Письмо от 30 июня 1841 года. Лагерь в устье реки Туапсе у Черного моря, близ Сухум-Кале.
В предыдущий раз я писал Вам, моя Добродетельница, о приближающемся походе, он и состоялся. На следующий день после Пасхи мы направились к Тамани, жалкому городишку на Черном море, и там ждали дальнейших распоряжений. Нас разбудила барабанная дробь, было приказано идти на мыс, расположенный в миле от городка, где мы и оказались перед рассветом 29 апреля. В течение дня военных забирали шлюпками на корабли, дислоцированные в нескольких милях. Артиллерийской частью, в которой я служу, вооружили фрегат «Брайлов» с сорока четырьмя орудиями. В тот же день мы отплыли в Феодосию и прошли за три дня сто двадцать пять миль - морская миля составляет одну и три четверти версты. В феодосийском порту мы стояли несколько дней, пока вся эскадра не укомплектовалась. Она состояла из десяти тысяч пехоты, нескольких тысяч казаков, восемнадцати артиллерийских орудий и одной роты саперов.
Артиллерийские орудия перенесли на линейный корабль «Силистрия», располагавший восемьюдесятью четырьмя орудиями. Я со своей парой был неразлучен до самого конца плавания на «Силистрии». Четвертого мая вся эскадра, состоявшая из тридцати разного калибра и разного вида кораблей, в том числе трех паровых, отправилась к месту назначения на реке Туапсе, на расстоянии 190 морских миль. Мы плыли благополучно, без сильных ветров и шторма. Какое же это огромное сооружение - линейный корабль. Позвольте мне немного задержаться и описать изумительный морской вид и корабль, поделиться впечатлениями с Вами, милостивая госпожа. Оказаться между небом и водным простором без границ: с непреодолимым страхом, какая-то невообразимая торжественность охватывает путешественника, кажется, что путник повис меж разными стихиями. Когда же грозные тучи заслоняют солнце и небо хмурится, а ветер, раздувая паруса, завывает и свистит, тогда волны, с грохотом разбивающиеся о борт раскачивающегося корабля, ввергают путника в необыкновенное, торжественное и страшное состояние. И в это время управлять огромным кораблем, как лодкой, с абсолютной точностью вести его по маршруту, быть уверенным, бесстрашным, считать мили, как на земле, и ощущать, сколь могуществен человек, какой это хозяин природы...