Исполняя просьбу пана Стшельницкого, имею честь отослать Вам для «Атенеума» стишок, посвященный мне. Стшельницкий еще очень молодой человек и обещает стать большим талантом. [...] так лестно отозвался о нем редактор «Петербургского Тыгодника», и я надеюсь, что наши читатели подтвердят его слова. Направляя это стихотворение, надлежало бы послать и ответ на него с моей стороны, но вместе с подорванным моим здоровьем надорвался и ум, так что откладываю это на более благоприятные времена.
Исполнением Вашей просьбы о предоставлении Вам каких-нибудь видов Кавказа, местных сцен, костюмов и т.д. ныне занялся пан Ляхович, поручик Эриванского полка графа Паскевича, и обязательно Вам их перешлет в течение нескольких недель. Я уже даже видел несколько набросков, сделанных им с этой целью. Жаль только, что лично не могу проследить за этим. 8 числа этого месяца отправляюсь в далекий путь в связи со служебными обязанностями. Конец марта и весь апрель буду в степях Ширвана и на Каспийском море, а следующие месяцы, до самого октября или даже ноября я должен быть в горах Северного Дагестана и лишь к концу года вернусь в Тифлис, если только Господь поможет мне благополучно пережить эту опасную экспедицию, от которой зависит моя дальнейшая судьба и моя будущая личная независимость. Пусть это, однако, не мешает Вам радовать меня своими письмами; где бы я ни был, мне их перешлют, хотя они найдут меня не скоро, и поэтому я не смогу вовремя на них ответить. Генерал Нильсен выезжает в Петербург, и с ним, возможно, мой брат, поэтому покорно прошу Вас писать мне по адресу: «Его Высокоблагородию Антону Адамавичу Стоцкому в Тифлисе, помощнику губернского землемера Грузино-Имеретинской губернии». Все же для уверенности всегда посылайте письмо заказным. В случае же моей смерти, что может с легкостью наступить хотя бы по причине слабого состояния моего здоровья или опасного похода, в который я отправляюсь, или из-за невзгод, которые мне предстоят, Вас наверняка уведомит кто-нибудь из моих знакомых. На все условия, которые Вы, государь благодетель, заключите с книгоиздателем и о которых Вы должны мне сообщить, я заранее согласен. Я бы хотел, однако, вместо денег получить самые необходимые мне польские книги, список которых, если на то будет Божья воля, я позволю себе выслать.
Но прежде всего я прошу Вас, если только Ваше намерение осуществится, заранее обговорить с книгоиздателем достойное издание моих стихов на веленевой, если это будет возможным, бумаге, в трех томиках в 12 или [...].
Хотя после столь явного доказательства благородства помыслов и поистине гражданского сочувствия милостивого Государя благодетеля было бы неловко обременять Вас новым поручением, однако я делаю это не только по велению моего сердца, но и по просьбе многих моих знакомых. Речь идет о Вашем портрете. Не могли ли бы Вы прислать его в двух экземплярах? Это было бы для нас, закавказцев, самым дорогим памятным подарком. Мы хотели бы узреть хотя бы черты того, чьи письма были и еще будут для нас истинным удовольствием, и которого мы, возможно, никогда не будем иметь счастья увидеть лично. Вы наверняка простите мою откровенность, ведь я пишу Крашевскому.